13 августа 1912 года Кафка на час опоздал на встречу, назначенную в квартире Макса Брода на пражской улице Скоржепка. Он хотел обсудить окончательный порядок произведений в грядущем первом сборнике Кафки под названием «Созерцание». Зайдя в квартиру, Кафка сразу заметил, что за столом сидит 24-летняя женщина, дальняя родственница Брода. «Непокрытая шея, – записывает он в своём дневнике. – Накинутая кофта. Выглядела одетой совсем по-домашнему, хотя, как позже выяснилось, это было не так. (Я немного отчуждаюсь от неё, так близко подступаясь к ней…) Почти сломанный нос. Светлые, жестковатые, непривлекательные волосы, крепкий подбородок. Усаживаясь, я впервые внимательнее посмотрел на неё, а усевшись, уже составил себе неколебимое мнение»^>9.

В ходе их первого разговора молодая женщина сообщила, что она работала в берлинских офисах компании Carl Lindstrom AG, продавая новое устройство для диктовки. Она также отметила, что изучала иврит, и упомянула о своих сионистских настроениях. «И это мне очень понравилось», – говорит Кафка. Он взял на себя смелость предложить ей следующим летом совместную поездку в Палестину. Она согласилась, и они обменялись рукопожатиями. В тот вечер в кармане пиджака Кафки лежал августовский номер журнала Palästina за 1912 год с переводом на немецкий эссе культуролога и сиониста Ахада ха-Ама о его недавнем путешествии в Палестину. Прежде чем проводить гостью в отель (а это был тот самый Zum Blaueri Stern, в котором в 1866 году Бисмарк подписал мирный договор между Королевством Пруссия и Австрийской империей), Кафка записал её берлинский адрес на титульном листе журнала.

Это и была Фелиция Бауэр, женщина, на которой Кафка никогда не женится. В течение следующих пяти лет благодаря сотням пылких писем (Кафка иногда переписывал отрывки из своих писем к Фелиции в письма Брода и цитировал письма Брода в своих письмах к ней) он завоюет её привязанность, а потом решит, что она его подавляет, и сбежит от неё прочь. Да, он её любил, и он от неё сбежал. Разделённые шестью часами путешествия на поезде между Прагой и Берлином, они будут дважды помолвлены и дважды разойдутся.

Амбивалентность Кафки по отношению к сионизму можно рассматривать как подтекст его амбивалентности по отношению к Фелиции – и другим женщинам, которых он любил как бы на расстоянии. Он вёл себя так, как будто сионизм и брак были двумя аспектами одной озабоченности, двумя способами сказать «мы» для человека, который страдал от тяжелой формы «мы-слабости» (Wir-Schwäche). Брод, похоже, интуитивно понимал этот подтекст: после первой помолвки Кафки и Фелиции Брод принёс им в подарок книгу Рихарда Лихтхейма «Программа сионизма» (Das Programm des Zionismus, 1911)^>10. Но амбивалентность Кафки со временем только усиливалась. В 1914 году в письме к Грете Блох, близкой подруге Фелиции, Кафка признавался: «Я восхищаюсь сионизмом, и меня от него тошнит».

Нога Кафки так никогда и не ступила на землю Палестины, но уже в первых строках первого письма, которое он написал Фелиции через пять недель после встречи с ней в квартире Брода, Кафка использует фантазию о Палестине как гамбит, открывающий начало флирта: