После смерти Брода Национальная библиотека вступила в переговоры с Эстер Хоффе. В обмен на рукописи Брода и Кафки библиотека обещала профинансировать ученых, изучающих наследие Брода, организовать выставку, посвящённую столетию со дня рождения Брода (1984), и провести международный симпозиум, освещающий его деятельность. Но Хоффе от сотрудничества отказалась.
После смерти Брода Национальная библиотека вступила в переговоры с Эстер Хоффе.
В 1982 году Национальная библиотека пошла на последний отчаянный шаг: она отправила на встречу с Эстер Хоффе заведующего отделом рукописей и архивов Мордехая Надава (1920–2011) и его помощницу Марго Коэн. Они посетили её квартиру, расположенную на первом этаже приземистого дома, покрытого розоватой штукатуркой, на улице Спинозы, 20. «Мы рассказали ей о том, как важно передать рукописи Брода и Кафки в библиотеку, – вспоминала Коэн. – Мы обещали, что они будут доступны для широкой публики и что это продлит интеллектуальную жизнь Брода и его пражских друзей».
Коэн описала в суде беспорядок в квартире, которую Эстер делила с Евой. «Я была поражена, обнаружив в квартире груды бумаг и папок с документами, – рассказывала она о своем визите в 1982 году. – Почти на каждой куче бумаг сидела одна из многочисленных кошек, бродивших по квартире. Там негде было присесть и тяжело дышалось. Мне показалось, что госпожа Хоффе была не заинтересована в передаче архива в библиотеку, и в конечном итоге она так и не передала эти рукописи… не сделала того, что ожидал от неё Брод».
Здесь Ева возразила, что Марго Коэн не могла видеть кошек, карабкающихся по кучам рукописей, потому что кошкам Евы не разрешалось заходить в комнату Эстер, где хранились бумаги.
В феврале 2011 года во время слушаний перед судьей Копельман-Пардо адвокат Евы Хоффе подверг Марго Коэн перекрёстному допросу. Он спросил, в частности, может ли она вспомнить цвет книжного шкафа в квартире Хоффе на улице Спинозы.
– Нет, – ответила Коэн.
– Но если свидетельница не помнит цвет книжного шкафа, – наседал адвокат, – то как она смогла так хорошо запомнить беспорядок и кошек?
– Книжный шкаф, – ответила Коэн, – это обычное дело у екке (немецкоязычных евреев. – Прим. авт.), и я не обратила на него внимания. Но мне не часто приходилось видеть кошек на грудах документов.
«Но если свидетельница не помнит цвет книжного шкафа, – наседал адвокат, – то как она смогла так хорошо запомнить беспорядок и кошек?»
Через месяц Коэн снова привлекли к даче показаний о том, передавал ли Брод Хоффе рукописи Кафки, которые у него были.
Коэн: «Я знала, что он дарил ей подарки. Это не секрет».
Судья Копельман-Пардо: «Что он дарил ей подарки?»
Коэн: «Подарки: книги, рукописи…»
Шмулик Кассуто, назначенный судом адвокат по наследству Эстер Хоффе, утверждал, что если бы Национальная библиотека в то время считала себя будущим наследником тех, кто оставил груды своих рукописей, то Марго Коэн должна была обратиться в суд с просьбой сохранить материалы, предназначенные для библиотеки. Он также напомнил суду, что Коэн, которая встречалась с Бродом только один раз, находится не в лучшем положении, чтобы свидетельствовать о его желаниях. Коэн, по его словам, невольно ставится «в неприятное положение, ибо, по-видимому, используется как инструмент (и инструмент, плохо подготовленный) для того, чтобы переписать завещание доктора Брода». «Существует новая Германия, и Макс Брод был одним из первых, кто признал это», – сказал адвокат. «Новая Германия действительно существует, – с определённой резкостью ответила Коэн, – но это не значит, что Брод думал отправлять туда свой архив».