Замешкавшись ненадолго, я надел микронаушники, настроившись на предстоящий разговор. Где-то внутри я уже предчувствовал это. Что-то должно было вот-вот измениться.

– …Каково ваше оправдание? – голос, холодный и расчетливый, пробился сквозь цифровую дыру спустя некоторое время.

Моментально отследив истоки звонка, я убедился, что данные не поддаются обнаружению. Они нашли меня.

Я выдержал некоторую паузу.

– Что я не пытаюсь изменить. Я выбираю. И я… не выбирал такого будущего.

Последовавшая за этим тишина затянулась.

– Равнодушие – тоже прекрасная эмоция. Не находите? – заключил голос.

Быстрым движением я оборвал связь, отключая сетевой компьютерный блок от сервера.

Вытащив заранее припасенный рюкзак из-под кровати, я рванул к центральной зале кирхи – снаружи уже доносились отдаленные звуки подъезжающих электромашин.

С отработанной техникой я приподнял крышку люка, ведущего в катакомбы, и нырнул в кромешную тьму с решимостью, продиктованной необходимостью – ведь в городе, где анонимность была преступлением, а неповиновение – равносильно убийству, выживать приходилось, держась на шаг впереди нескончаемой цифровой слежки, нависшей над каждым в этом темном городе.

…

ДИ

…

Как будто я и не спала вовсе – что-то резко выдергивает меня из этого дремотного состояния.

Я разлепляю глаза, недовольно озираясь по сторонам, все еще лежа.

«…силы сохранять здравомыслие....» – мои уши улавливают тихое бормотание где-то рядом.

Знаю, что если шевельнусь, он тут же умолкнет, что бы он ни говорил. Я прикрываю глаза и навостряю уши.

«Ради сохранения последних… человечности…» – голос Вика звучит сухо и монотонно.

Так непривычно в сравнении с его обычной наигранной, безучастной интонацией. Но еще более странно то, что он взаправду молится.

«…и ясность..... Благодарю.» – прозвучали его последние слова, и вновь стало тихо.

Я тихо поворачиваюсь, мои глаза встречаются с его спиной. Вик сидит на бревне, его голова опущена, руки сцеплены в замок. Темно-янтарные волосы взъерошены, и солнечные блики высветляют их.

Неприязнь к нему переполняет меня: я могла бы выжить в одиночку. У меня было все, кроме еды. А теперь я вынуждена оставаться здесь и выслушивать его молитвы.

– Зачем молишься? Ты же сам сказал, что Бог не смотрит на этот остров, – буркнула я, пытаясь приподняться, но безуспешно.

Вик выдерживает паузу, задумчиво вглядываясь куда-то в сторону.

– А кто сказал, что я молюсь Богу? – хмыкнул он и окинул меня безразличным взглядом.

Замечаю, как он прячет под рубашку свой черный крестик и разминает шею и плечи, прежде чем встать.

– …И каков твой план? Когда мы отправимся? – спрашиваю я, следя за ним ненавидящим взором.

Он порылся в своем зеленом рюкзаке и выудил оттуда какой-то сложенный сверток. Вик со вздохом осуждающе оглядывает меня.

Подойдя ко мне, садится на корточки и достает из свертка помидор. Покрутив его в пальцах, он достает из кармана маленький ножик и отрезает дольку.

– Рот открой.

Ошарашенно смотрю на него.

Он что, издевается надо мной? Но я выполняю его приказ и медленно размыкаю губы.

Вик злорадно ухмыляется и вытягивает ломтик помидора на ноже в мою сторону.

В момент, когда мои губы уже почти касаются его, он отдергивает руку и отправляет ломтик себе в рот.

– Наивная тупица, – бормочет он, жуя.

– Ты такой мерзкий. Даже если бы Бог и услышал тебя, он бы отмахнулся от такой прогнившей душонки, как твоя! – выплевываю я.

В мгновение ока Вик хватает меня за края куртки и с агрессивной силой прижимает к земле. Я извиваюсь и хрипло выдыхаю.

– Не смей! – прорычала я, когда его рука начала расстегивать молнию на моей куртке. – Пусти, скотина!