Помню, когда мерзкая костлявая тварь, подкравшись сзади, пронзила его мечом, он с разворота еще успел снести ей голову. Да так и замер навсегда, с легкой улыбкой на устах. Для того я его спасал, чтобы через два десятилетия увидеть его смерть? Я тогда побежал к нему, хотел отогнать мацтиконов, которые уже стали вынимать тяжелый меч из его рук. Мародеры! Но в этот момент меня переместили на корабль, болтающийся где-то за Луной. А Атлантиду тогда же потряс взрыв, поставивший точку на мерзком существовании захватчиков города и на жизни его защитников.

Но это тоже случится позднее. Пока же я слушал отца Гиппократа, который объяснял деду, что категорически нельзя стирать мне память о прошедших десяти годах. Нестор, понимающий, что эта трагедия меня буквально раздавила, от отчаяния готов был решиться на такой шаг. Готов был заставить меня забыть Лилию.

– Крайне опасно. – возражал врач. – Такие потрясения не проходят бесследно. И стирать настолько важный отрезок жизни, когда мальчик стал мужчиной, учить его всему заново – нет, Нестор, я не рекомендую. Ты просто не сможешь его адаптировать. Да еще и облучение энергией… Неизвестно, какую роль оно сыграет, если изъять воспоминания. Плюс его уникальная сила – нет, это все крайне опасно.

Мимолетно я удивился: какая еще уникальная сила? Впрочем, мне все равно. Сейчас важно было защитить память о любимой, если уж я не смог защитить ее саму. Поэтому, не постучавшись, я распахнул дверь.

– Не лишай меня памяти, дедушка. Это единственное, что у меня осталось.

Нестор подскочил ко мне, обнял и пообещал этого не делать. Потом, вместе с врачом, привел обратно в мою комнату, помог улечься. Эскулап осмотрел меня, что-то написал в рецепте и, пообещав зайти завтра, удалился. А дед долго и молча сидел со мной в тот вечер, гладил по голове, как маленького и не покинул меня, пока я, все еще слабый, истративший немногочисленные силы на марш-бросок до его кабинета, не смежил веки.

Дальнейшее мое физическое восстановление проходило быстро. Все же я был молодым парнем, сильным и здоровым. Поэтому внешне скоро ничего не напоминало о трагедии – разве что глубокая вертикальная морщина между бровей. Со внутренним дело обстояло гораздо хуже. От этой травмы я так и не излечился.

Ночами меня все так же преследовали кошмары, в которых я раз за разом терял Ли, не успевал ее спасти. Просыпаясь, я отправлял насквозь мокрую подушку в сушку и на автомате выполнял все привычные действия. Пока руки и ноги двигались, в голове бился один вопрос: зачем все это? Почему? Почему мир продолжает существовать, как ни в чем ни бывало? Люди идут по улицам, солнце все так же катится по небу, все такое же, как и раньше.

Если бы планета сейчас погрузилась во тьму, недра земные разверзлись, с неба стали бы падать горящие угли – пожалуй, я бы воспринял это без удивления. Так и должно быть, ведь в моей жизни уже случился конец света. Но нет! Миру было наплевать на мою трагедию. Впрочем, могу ли я винить мир за равнодушие? В нем страдает так много людей, странно было бы, если бы Вселенная вдруг выделила меня среди всех. На каком таком основании, спрашивается?

Постепенно я привык и даже смирился. Просто ничего другого мне не оставалось. Но случился откат. Невзирая на то, что никто так и не стер мне память, я вернулся к стартовой позиции. Снова стал угрюмым нелюдимым букой, каким был до встречи с Лилией. Хотя так, наверное, было даже легче. Ненавидеть этот мир проще, чем продолжать его любить после случившегося.

***

– Блин, Оникс! – взвизгнула Регина, когда я укусил ее за ухо.