Вот уже и далеко позади осталось село. Ещё видны эти прекрасные, милые купола… Но вот и они постепенно скрываются в сиреневой дымке.

Наш путь лежит мимо душистых перелесков, высоких золотистых хлебов, полей с розово-цветной гречихой и голубоглазым льном. Всё-всё мне очень интересно, но уже чувствуется утомлённость от долгого пути. Ногти на усталых ногах до крови сбиты о камни, незаметные в пыли.

Мамочка всё это видит и объявляет:

– Привал!

Она расстилает в пыли шотландский плед: на салфеточке уже лежат яички, хлеб, огурцы, помидорки, в крошечной солонке – соль, в термосе – сладкий чай… Но я так уже устала, даже есть не хочется, только пить. Я валяюсь на пледе, глядя в голубое бездонное небо. Жарко – не хочется двигаться, но надо идти, чтобы попасть на вечерний поезд, который ходит только один раз в сутки. Надо идти несмотря ни на что. Но уже ничего не интересует. Бесконечной кажется дорога…

Но всё-таки всё кончается! Кончился и этот утомительный путь. Мне кажется, что я сейчас упаду от усталости. Мы подходим к станции – и утомление куда-то уходит… Здесь – какой-то совершенно другой, неведомый мне, мир, другие предметы, другие запахи – всё снова точно пробуждает мой интерес ко всему новому!

Здание станции, где мамочка покупает нам билеты, – серое, замусоренное, с расшатанными скамейками – мне не понравилось!

Мы выходим на перрон, к которому должен подойти поезд.

Сердце замирает и тревожно бьётся от волнения и ожидания какого-то чуда, ведь я первый раз буду ехать на поезде!

Что-то дрожит внутри…

Смотрю на рельсы, уходящие вдаль, и вижу – что-то приближающееся к нам тёмное, тяжёлое, громыхающее, выпускающее пар из огромного цилиндра, лежащего на больших, чугунных колёсах – это паровоз, а за ним тянется вереница зелёных вагонов. Стуча и лязгая буферами, шипя, останавливается перед нами один из них.

Теперь, как говорит мамочка:

– Надо быстро забраться с низкой платформы по высоким, неудобным ступенькам в вагон, чтобы занять место около окна, а если повезёт, то и верхнюю полку, – что мне и удаётся.

Я забираюсь на жёсткую полку, такую желанную. Устало блаженно лежу на животе, гляжу в окно. Мимо проплывают так же перелески, крыши домов, озерки… И под стук колёс я крепко засыпаю.

Мамочка будит меня. Поезд стоит, мы уже в Кинешме. Идём к пристани.

Снова утро! Волги ещё не видно… Дрожу от волнения и свежести раннего утра… И вдруг! С высокого, с крутым обрывом, берега вижу блестящее чудо! Я замираю от немыслимой голубой красоты!

– Вот это река! – вырывается у меня. – Несколько Уводей легло бы в её ширину!

Отсюда, с этой головокружительной высоты, хорошо видно, как бескрайне и величаво несёт свои могучие воды, поистине, красавица Волга! Этот чудный простор в дивное солнечное утро наполняет моё сердце восторгом и гордостью от этой красоты.

По длинной деревянной лестнице спускаемся к пристани. Здесь всё чисто и красиво, даже пристань называется «дебаркадером», и это новое слово мне ужасно нравится.

Я полна ожиданием новых чудес. И вот оно! К пристани подплывает белый красавец-пароход! Он гудит прерывистым басом, гулко шлёпая лопастями громадных колёс по бортам. Над каждым из них (их два) полукругом надпись «Спартак» – красивыми буквами.

Пароход причаливает к пристани, выдвигается трап – и, после посадочных волнений, мы на палубе нашего красавца! Какое счастье, что мы на палубе, а не в тесной каюте!

Я стою вперёдсмотрящим, воображаю себя капитаном!

Это я даю мощный гудок густым басом! По моему распоряжению пароход отваливает от пристани. Настоящий волжский ветер дует в моё отважное лицо! Мне кажется, что я лечу в каком-то неведомом блаженстве! Боже мой, как хорошо! Чем дальше плывёт пароход, тем яснее выступают дали берегов! Стаи чаек с громкими криками сопровождают нас! Невозможно наглядеться на всё это!