«Боже мой! Маме ведь тогда было всего тридцать четыре, меньше, чем мне сейчас, а у нее уже я был и Косте было двенадцать, – заговорил Андрей снова сам с собою в мыслях, перевел глаза на жену, такую изящную и красивую. – А у нас с Соней пока только планы, планы, планы. Сначала планы стать визажистом, потом – визуализатором пространства, так вроде, называлось обучение, которое он оплатил. А теперь жена планировала стать крутым астрологом.
– Ну и не ной! – заспорил Андрей сам с собой. – Сам женился, сам оплачиваешь все. Что, не видишь, что ли, детей нет, ведь у жены-то Огнеша подтирает ретроградный зад Меркурию, то коридор затмений от прежней кармы отмыть надо.
– Ну и загнул я! Смешно! Зад Меркурию подтирает! Может, рассказать ей шутку? Нет, не буду, обидится еще, – улыбался Андрей, поэтому вслух произнес: – Солнышко, тебе еще шампанского подлить?
– Давай. Тебе здесь не нравится, да?
– Да, я говорил, что не хочу сюда идти. Я тут лишний, мысли у меня такие, мягко говоря, недобрые.
– Так ты расслабься, сейчас должен жонглер выступать. Все хорошо, будь в мо-мен-те, до-ро-гой.
– Хорошо-хорошо, буду. Но, знаешь, Сонь, мишуры много, это бывает на елку навешают-навешают много игрушек, гирлянд, дождик, и веток зеленках с иголками становится вообще не видно, вот и мне сейчас так. Сути происходящего, так сказать, не пониманию.
Но жена его не дослушала, кто-то прислал ей смешное видео, и она стала показывать Андрею, как кот в новогоднем колпаке мяукает в такт песни «Jingle bells, jingle bells».
Он посмотрел без интереса, отпил еще розового вина, подумав, что пора расслабиться и сменить напиток.
И в ожидании коньяка сидел с улыбкой, которую Соня приняла, как знак того, что муж наконец-то смог «вписаться» атмосферу красивого новогоднего праздника, а Андрей на самом деле вспоминал, как отец слегонца пнул под зад рудого кота Борьку, и тот пролетел полкомнаты, сев на подвязанный поясом от старого бабушкина халата алоэ, украшенный новогодними шарами.
А пнул оттого, что кот, играя с мишурой, испортил семейное фото на диване. Пнул, «потому что купили пленку всего на двенадцать, Кать, кадров, а тут эта скотина лезет. Кому сдалось фото с рожей кота, а?»
Андрей улыбался, вспоминая, как потом отец успокоился, пошел мириться с котом, предлагая колбасу из «Оливье», и как они снова после примирения стали фотографировались все вместе на диване у ковра, как мама говорила: «Так все молчим, не разговариваем, а то на фотке рты будут перекошены». И именно у нее там открыт рот. Вспоминал, как в итоге на фото, которое распечатали и поставили в рамку, смотрят мама, брат, он и папа с котом в обнимку.
С лица Андрея не сходила улыбка от осознания того, что такое счастье ведь было в жизни! Но куда «растворилось»? И чем больше он стал зарабатывать, тем быстрее крупинки счастья исчезали из его жизни.
На сцену вышел жонглер. Парень в черном смокинге с бородой Санта-Клауса, лихо подкидывал вверх красные мячи: один, два, пять, семь. Зал аплодировал его ловкости.
Делать это, стоя на цилиндре, конечно, искусство. Андрей аплодировал в числе прочих, но вспоминал папу с дядей Колей и то, как они бились яйцами.
Рассказать о таком Соне он не мог точно, она бы психанула, поэтому хихикал тихонько про себя.
В это время за стол подсел «тот самый Смирнов» с женой, Андрей напрягся больше прежнего, пытаясь выбросить из головы воспоминания о том, как мама привязала к поясу брюк отца и его оппонента прозрачные полиэтиленовые пакеты, в которых лежали по два вареных яйца, и задачей битвы было «разбить яйца противника».