– Я, Роберт, в отъезде на ночь. Себе возьми пока. Завтра я тебе позвоню, съездим с тобой кое-куда, так захвати. Только держи под сиденьем.

Роберт взял сверток, усмехнулся в усы:

– Понял, Андрей Андреевич. Сделаем. Далеко ехать-то? Я машину, если что, подготовлю. А то с прошлого заезда колесо бьет. На близкое хватит, а если в дальнобой, подтянуть надо.

– Подтяни. Близкое порой подальше далекого. И супруге кланяйся.

С этим Миронов и уехал.

Следующий день сверток так и пролежал непотревоженным в квартире аккуратного соседа. Звонка от Миронова не последовало. У того образовалось иное дело.

Андреич встретился с Большим Ингушом в старом добром Домжуре. Схема встречи была не проста.

Ютов прилетел в Москву с Рустамом и его бригадой. Рустаму он поручил обеспечение своей безопасности. О том, что Соколяк прибыл в Москву еще раньше и с другим заданием, своему нукеру Ютов сообщать не стал.

Черный джип «Паджеро» подъехал к Дому журналистов в полдень, за час до назначенного времени встречи. Причалить напротив не предоставлялось никакой возможности, поэтому водила, потыкавшись по бордюрам, смирился и откатил метров за сто, к парковке у кафе. Водила то и дело чертыхался. Он ненавидел Москву.

Разведчики из машины направились в здание особняка. Один остановился у памятника и спросил другого:

– Это кто?

– Лэрмонтов, – ответил тот без нотки сомнения.

– Ага, хорошо. Наше место, кавказское. Правильное место. Рустам сказал, будем их тут на ремни резать.

Знаток классики зашел внутрь, второй остался у двери.

Бабушки-вахтерши, книги, выставленные в холле, произвели на разведчика тягостное впечатление. Ему приходилось раньше обламывать стрелки в российских городах – и в дрянных кафе, и в роскошных ресторанах, и у кинотеатров, и просто на улице. Там нередко поблизости оказывались женщины, они продавали мороженое – вот такие же старушки, как эти, собирали пивные бутылки, торговали газетами. Такие не вопили, не падали навзничь, когда поднималась пальба. Пули в таких попадали редко-редко, они заговаривали их своими медными мертвячими глазами. Но эти, здесь, были другими. Смотрели дерзко, как учительницы в школе, и он шел с нехорошим чувством чужака, которого не удостоят улыбкой ни за деньги, ни за силу. Он подумал: наверное, самое страшное, что могло бы с ним приключиться – если его заставят прочитать все эти книги…

От корешков пахло судьбами, в которых все было ложью, как в Москве. Интересно, был среди книг Лермонтов? Лермонтова разведчик уважал, бог уж ведает по какой причине.

Он подошел к лотку, напоминавшему старую деревянную школьную парту, только очень длинную, так что за нее можно было бы усадить целый класс. Взял лежащую сверху в одном из рядов книгу. Прочитал: Нострадамус. Оценил критически: «Ну что хорошего может написать человек с таким именем». Зашел в кафе, где была назначена встреча. По прошествии получаса он позвонил Рустаму и доложил обстановку. «Одни тетки здэсь. Говорю, мужчин всэх наши горы забрали». После этого два других джипа приблизились к Домжуру и остановились в переулках возле ГИТИСа. Рустам огляделся и облизнулся. Разведчик был прав. Теток, девок, ох каких девок, вокруг пенилось море. Он даже подумал пошутить, что Джахар, Шамиль и Борис Абрамович специально придумали войну-войну, чтобы теплых девок на Москве можно было топтать, как кур в чужом курятнике. Но он сдержался: Большой Ингуш сидел рядом с ним мрачнее тучи.

– Иди, Ахмет. Все сделай, как говорили. А женщины потом будут, – Рустам послал в Домжур следующего бойца. Тот сперва заплутал, вышел на Арбат, но добрые люди указали ему дорогу.