– Не знаю. Я не готов. И мне уже не так жаль Масуда. И мне страшно, торжественно и хорошо, как на свадьбе. Я взрослею?

– Тебе и при смерти, наверное, будет так же хорошо. Не верю тебе. Когда страшно, не может быть хорошо! Почему так устроено, что жить должно быть страшно? – эти слова вернули писателя на землю.

Кеглер позвонил Балашову не поздно, часов в семь-восемь вечера. Был настойчив. Ссылался на Логинова. Упоминал Масуда, на недавнюю поездку. Старался сказать комплимент, только вышло неловко. Но Кеглер был Кеглером, так что еще не стемнело, как Паша уже сидел у Игоря на кухне. После недолгих колебаний он купил эксперту «Перцовой». Одну вручил сразу, а вторую держал в резерве – на случай, если тюфяк все же окажется заводным. И хорошо сделал, кто ж знал, что у эксперта еще и девица пьющая… Симпотная девица…

Кеглер, направляясь к Балашову, точно не представлял себе, чего же он хочет от названного Логиновым эксперта. Он был движим досадой на немцев из ZDF, которые отнеслись к его пленкам даже не безразлично, а высокомерно и пренебрежительно, и бодрой догадкой, что именно Балашов придаст его судьбе нужный толчок вперед. Или вверх. К удаче.

Но чем меньше в бутылке оставалось жидкости, похожей на некрепкий чай, тем яснее становился Паше Кеглеру истинный великий смысл его прихода. Тут удача, тут метод! Эксперт вкладывает ему в руки рычаг, которым он взломает замок, висящий на воротах, ведущих к известности. Ну Логинов, ну спасибо тебе!

– Ты, Балашов, не сиди, не молчи, ты же на радио, на телевидении был, скажи, что знаешь. Кто? Потому что Масуда. Наступление по всему фронту. Возьми меня с собой, я про арабов в Ходже расскажу. Плёнки покажем – полный эксклюзив, – частил гость, по-хозяйски устроившийся у Балашова.

Балашову не нравилось, что пришелец скоро перешёл на ты, и ещё больше не нравилось, что наглец то и дело подмигивает Маше. С ним примиряло лишь то, что напиток он подобрал грамотно, да и в Афгане отметился. Беглостью речи крепыш напомнил Игорю Миронова. Видимо, тонкие сферы жизни организуют пространство вокруг человека так, что ему на его пути то и дело попадается подобное. Будто случайно.

– Эксперт Балашов очень скромен, – объясняла тем временем Маша, которую от рваного ритма сна да от перцовки повело, – но не от скромности скромен, а от гордости. И ещё от страха. Боится словом повредить мир. Как глаз ногтем.

– Почему? – не осознал дефиниции Кеглер.

– Это вы его спросите, почему. Писатель великий потому что. Угадал излом века. Теперь испугался.

Балашов раскраснелся.

– Я книгу писал. Всё на фактах. И все про Нью-Йорк. Только в Европе. В Германии. Из Афганистана. Но бросил пока. Всё сложно с этим. В чём права она, – Игорь кивнул на Машу, – нельзя большим пальцем в часовой механизм.

Игорь хотел развить эту мысль, а заодно и самому разобраться в том, отчего ощутил после получения грозных известий неведомую доселе значительность. Но не рассчитал, что собеседник его – истинный журналюга, недалёкий да цепкий. Террористы Назари в Германии – вот, оказывается, чего не хватало в супе. Услышав о террористах, Кеглер утратил интерес даже к Маше. Игорь уловил это и спохватился – добрыми бы словами обласкал его Миронов, кабы прознал, что Игорь болтает о Ютове и его бойцах с первым встречным.

Но поздно. Изменение настроения хозяина только подтвердило догадку гостя – террористы есть и эксперт знает о них гораздо больше, чем говорит. Он ощущал себя в отличной форме и решил зайти иначе. Цель была близка.

– А я не верю. Логинов говорил что-то про Чечню, про Афган, а я не верю. Я там, в Афгане, людей видел. Им до Чечни дела – как до мяса свиньи. И Чечня, и Москва, и какой-нибудь Франкфурт-на-Майне им без надобности. Выдумки наших ястребов. И Логинов, твой европеец, хм, слухами «Голоса Европы» полнит. Ну, ещё по одной? А я в Чечне-то был. Я эту тему буду поднимать. Ага.