– Если я правильно понимаю, ты уверен, что честь – это вывеска? Ее не существует?– уточнил Петров еще раз. Для себя самого.

– Да незнай…– Игорь пожал плечами. – Странно просто все, я сам пока не знаю. Мы как-то с папой ехали в машине, нас один тип подрезал. Папа засигналил, тип обиделся, перекрыл нам дорогу, чтобы мы остановились. Тоже дело чести, наверное, было. Потом он вылез из машины, подошел к нам и что-то там руками размахивал. Я не знаю, отец даже стекло не опустил. Дождался, когда тот выдохнется, и дальше поехали. Самое смешное, что папа – бывший боксер. Он бы мог этого водилу на месте размазать. Но он не стал связываться, даже из машины не вышел. И что теперь получается, у него нет чести? Кто-то из бывших спортсменов мог бы ему сказать, что у него нет чести, он же столько лет занимался, а тут не постоял за себя. Но я думаю по-другому.

– Папа читает книги?

– Не, не читает. Так что ему проще.

Петров провел мышкой по столу и зажег экран, чтобы посмотреть на время. До конца их сеанса оставалось 10 минут. Самое то, чтобы закончить. Потому что если они не закончат, они могут углубиться в такую чащу, что не закончат и к концу следующего сеанса. Однако он не хотел обрывать их встречу на полуслове в самом разгаре и выбрал отвлекающий маневр.

– А что у тебя в школе по литературе, Игорь?

Тот зыркнул на него удивленно, словно моментально раскусил его тактику. Потом отвернулся к окну. Даже немного обиделся. Видимо, и правда раскусил.

– Тройка,– буркнул он.

– И почему тройка, как думаешь? Если ты так любишь книги.

– Я не говорил, что люблю книги,– отрезал Игорь, еще больше насупившись.– Я говорил, что люблю читать.

И, видимо, это должно было все объяснить. Вот только ничего это не объясняло, ни часть, ни краюшку. Сейчас Петров ощущал себя так, словно он стоит в сумерках перед полосой прибоя и не может различить, где кончается суша и начинается вода.

– Я предлагаю на сегодня закончить.– Он вдруг испытал облегчение. Несмотря на то, что Игорь Мещеряков был интереснейшим собеседником – не только среди юных пациентов, но и вообще в жизни Петрова,– он его утомил. Сильно. Игорь умудрился за полчаса вывалить на его голову столько, что потребуется не один час, чтобы разгрести этот ворох. Петров взял в руки телефон и отключил запись разговора. – Главное мы сегодня сделали. Мы познакомились и немного открыли себя друг другу. Я полагаю, это хорошее начало. Но время почти вышло, так что продолжим в другой раз.

Игорь подхватил свой серый рюкзачок с пола, выбрался из кресла, закинул рюкзак на плечо и двинулся к двери. Молча. Ни тебе «спасибо», ни «до свидания», ни «в следующий раз по графику?» или что-то в этом роде.

Перед дверью обернулся. В точности как в прошлый раз, когда выходил отсюда с родителями и с синяком. Он и сейчас с синяком, но не столь мракобесным. Видимо, это у него вроде прощания, такое вот молчаливое оглядывание. Видок уже не производит такого двойственного впечатления, как в прошлый раз. Но мистер Хайд никуда не делся. Там он, внутри. Сидит и наблюдает.

Игорь вынул из нагрудного кармана солнцезащитные очки, нацепил их на нос, отвернулся и ушел.

Какое-то время после его ухода Петров продолжал сидеть в прострации, крутя в руках телефон. Его нестерпимо подмывало воспроизвести запись в самых ключевых местах, чтобы прослушать еще раз рассуждения Игоря. Но он не позволил себе. Ему самому необходимо определиться в главных точках. Потом его взгляд упал на планшет с листом бумаги, лежащий на краю стола. Анкета, заполненная Игорем. Петров и тут пересилил свое любопытство, не стал читать написанное парнем. До следующего сеанса оставалось не так много времени, и сейчас, пока впечатления наиболее яркие, ему нужно подумать.