– Может, хватит уже левитацией страдать? Он уже не мальчик. Пора повзрослеть. Когда же он станет человеком? А? – Повысил голос адвокат.

– Это наш крест, – обреченно вздохнула Елизавета Николаевна.

– Это его крест. Вот пусть его и тащит. Левитатор Пердышкин. – Нахмурился Константин Иванович.

Проколовшись, Константин Иванович проиграл вроде бы простой процесс и сгоряча поссорился с непростым клиентом, который назвал Костати лжецом и потребовал вернуть деньги за услуги.

Во время суда и разборок с клиентом в голове болезненно свистело. Как будто она сдувалась, как пробитое колесо или футбольный мяч. Вернувшись домой, Константин Иванович вошел в гостиную.

В кресле развалился полусонный Саша и смотрел по телевизору «Трансформеров».

– Привет. – Саша сел прямо и, подобравшись, напрягся.

Головная свистящая боль оглушила и, заострившись, стала изнутри раскалывать черепную коробку. Константин Иванович выключил телевизор.

– Ты чего? – Саша сжался и втянул голову в плечи.

– Может, хватит в облаках витать? Тебе через четыре года будет тридцать. А ты…

– Но я же нашел работу. Чего привязался?

– Нашел?! Это я тебя устроил прокуристом.

Зашла грустная мать и тихо села на диван. Рядом с ней появился призрак бабушки с торчащей в глазнице пробкой. Бабушка появлялась редко, но метко. Вслед за бабушкой приходила беда.

– Чего он? – Посмотрел Саша на Елизавету Николаевну.

– У тебя опять началось, – дрогнуло лицо матери.

– Что? – Сашу пронизал и обжег холод.

– Полеты.

Саша оцепенел.

– Ты должен взять себя в руки, – потребовал отец.

– Но это же во сне. Как я могу…

– Это наяву! – Отец выскочил из комнаты и хлопнул дверью. Квартира загрохотала дверьми и дверцами, размечая дорогу взбешенного отца.

– И что теперь? – Прислушиваясь к перестуку и грохоту, спросил Саша.

– Поживи пока отдельно. – Попросила Елизавета Николаевна. – А иначе он тебя сгрызет.

Одноглазый призрак бабушки улыбнулся и кивнул.

Саша вышел из себя и гостиной. Вернувшись к себе, Саша бросил на кровать дорожную сумку и стал торопливо набивать ее вещами.

Саша снял угловую однушку неподалеку от дома родителей. Окно с дверью на балкон выходило на дежурную аптеку. Другое окно – на двор и школу.

Ночью Костати долго ворочился. Откуда не возьмись, зазвучала мелодия. Она вознесла Костати над диваном и вперед ногами вынесла на балкон.

Миновав дежурную аптеку, Костати повернул налево и на крыльях мелодии устремился над освещенной фонарями и фарами дорогой в сторону центра. Снизу Костати подмигивали желтоглазые светофоры. Сверху с холодным недоумением взирала желтая луна, и мерцали крупные как у Ван Гога звезды.

Мимолетом и на скорую ноту мелодия создавала декорации ночного города. Круговой перекресток, «Лента», мост, остановочный павильон. На остановке – девушка в красном берете и с букетом красных тюльпанов. Замерев и подняв голову, она посмотрела сквозь пролетавшего на ней Александра. Она словно услышала мелодию, которая наполняла Костати и уносила в центр.

Как только мелодия оборвется, мир рухнет и все исчезнет. В том числе и сам Костати. И наступит мертвое черное безмолвие. Осознав это, Костати попытался подстраховаться и запомнить мелодию. Она была одновременно и простой и замысловатой. И все норовила выскочить из памяти, как птица из ловушки.

Когда Саша подлетал к театральной площади, его обстреляли настойчивые звонки в дверь… Костати совершил вынужденную жесткую посадку на диван. И все бесследно исчезло, пропало пропадом и вылетело из головы.

Поднявшись, Саша вышел в прихожую и отпер дверь. На площадке ухмылялся Антон Савельев.

– Разбудил? – Шурша черным пакетом, Савельев ввалился в прихожую.