– Египтяне верили, что у каждого человека есть душа. – Двинулась между первым и вторым рядами Булгакова. – После смерти она покидает тело и отправляется в подземное царство бога Осириса,

Класс загудел пчелиным роем.

– «Б» восемь, – прошептал сдавленным голосом Давыдов.

– Убил. – Сокрушенно вздохнул Рыбин.

– Представ перед Осирисом, душа должна держать ответ за те дела, которые человек совершал при жизни. Души тех, кто совершал добрые дела, ждала награда. А что происходило с теми, кто творил зло? – Булгакова заметила Сашу Костати, который отчаянно тянул правую руку, а левой рукой держался за живот. – Отвечай, Костати, – кивнула Булгакова.

– Можно выйти? – Болезненно поморщился Костати.

Класс рассмеялся. Булгакова застучала указкой по столу:

– Тише! До конца урока осталось всего ничего, – учительница глянула на часики на смуглом тонком запястье.

– Мне очень нужно… – Скривился Костати.

– Нужно в нужник. – Стал гримасничать долговязый Сазонов.

– Потерпишь. – Рассердилась Булгакова.

– Ох, и наделает он сейчас делов, – подражая Джиму Керри, кривлялся Сазонов. Класс рассмеялся.

Красивая чернобровая Наташа Трубецкая отодвинулась от Костати.

– Тех же, кто творил зло, подвергали наказанию, – Булгакова мимоходом взяла с парты дневник Сазонова.

Он привскочил и взмолился:

– Я больше не буду!

– Свежо придание, – зевнул Петряев, насмотревшись на собачью свадьбу. Обернувшись, Сазонов показал Петряеву жилистый кулак. А Петряев Сазонову – средний палец.

– Египтяне считали, что душа человека может существовать вечно, – монотонным голосом продолжила Булгакова. – Но тело его, вместилище души, должно было оставаться на земле в полной сохранности. Чтобы сохранить тело умершего, его превращали в мумию.

– Похоже на «Аватар», – заметил Давыдов и опять спрятался за Пугачеву.

Живот Костати забурлил. Кишечник отозвался острым спазмом. Костати вскочил и метнулся к двери.

– Костати! – Вскрикнула Булгакова. – На место!

Лицо Костати перекосило отчаянье.

– Да пошла ты в попу Апопа! – Раскатисто пророкотал дырявым глушителем кишечник Костати. Саша исчез за дверью. Кабинет накрыла грохочущая волна смеха.

– К Осерису побежал! – Повернувшись, Сазонов отпустил отогнутую пальцем линейку. Бумажный комочек впился в шею Петряева.

Взлетев по лестнице на третий этаж, Саша пробежал мимо угрюмой полной уборщицы в очках, которая протирала пол влажной тряпкой, и ворвался в уборную. Упав со спущенными штанами на унитаз, Саша поморщился, напрягся, втянул живот и замер. Кишечник прогрохотал. Испуганно задребезжало окно.

Кое-как опорожнившись, Саша вздохнул и остановил растерянный взгляд на перекошенном подвесном держателе. На нем висел картонный цилиндр от туалетной бумаги. Саша чертыхнулся и зашарил по карманам. В боковом кармане брюк оказался чистый носовой платок. Привстав с унитаза и наклонившись к двери, Саша воспользовался платком и выкинул в мусорное ведро

Подойдя к умывальнику, Саша увидел набитую окурками мыльницу. Саша матерно выругался. Костати дернул и открыл тугой рычаг смесителя, и кран сердито завыл. Саша подставил под мутную холодную струю руки и стал быстро потирать их друг от друга, как будто смывая мыльную пену.

Выключив воду, Саша потряс кистями рук и, вытерев их о штаны, посмотрелся в обрызганное зеркало. Встрепанный бледный вид. Лицо вытянула и опрокинула тревога. По надписи на дверце кабинки: «Лизни меня в задницу. Лирический канон Моцарта» полз скарабей. Помертвев, Саша оглянулся…

Постучав в дверь, Саша вошел в кабинет. И класс рассмеялся.

– Можно войти? – Уставился в пол побагровевший Костати.