– Они там будут, это я тебе обещаю.

Они вышли на улицу под мелкий, моросящий дождь, пришедший сюда из Измайловского парка.

– Я за руль не сяду! – отказался Мун. – Давай поймаем такси.

– А давай! – согласился лейтенант, взмахом дубинки притормозивший «мотор». – Шеф, до Реутово!

– Не поеду, вы блевать будете!

– Шеф, два счетчика!

– Не поеду, вы спать завалитесь на заднем сиденье! Вон, у черного ширинка расстегнута и рубаха в каких-то пятнах.

– Шеф, три счетчика!

– Поехали!

– Я буду тошнить, – признался Мун, влезая в машину.

– За три счетчика можете хоть трахаться, – великодушно разрешил таксист. – Это что. Вот вез как-то директора холодильника. Черный человек, денег не хотел давать. Разделся догола и танцевал на капоте. Кричал, что любой женщине, которая голой станцует вместе с ним, подарит квартиру в предназначенной на снос «хрущевке». Так его потом менты руками уголовников убили прямо в СИЗО, за то, что про реновацию разболтал.

– Это что, – влезший ногами на переднее сиденье, Билялетдинов обернулся к Муну. – Я когда маленький был, так мы из детдома сбежали и два года жили в заброшенной деревне. – Без баб? – уточнил таксист, бешено вращая баранку.

– Нет, была у нас одна девчонка, но ее старший наш, Леха-дезертир любил. Так вот, я за два года троих маньяков убил.

– Это правильно, – согласился таксист, искоса бросая одобрительный взгляд на лейтенанта. – А откуда в заброшенной деревне маньяки?

– А я их на трассе ловил и ножом по горлу.

– А как ты узнавал, что они маньяки? Или тоже с ширинками расстегнутыми были? – не унимался таксист.

– А мне Бог говорил, что это маньяки, – гордо заявил лейтенант-убийца.

– А тачки куда девали? – взял верх профессиональный интерес водилы.

– Тачки на район гоняли, толкали.

– А трупы в колодец бросали?

– Нет, трупы мы ели! – заржал Билялетдинов.

– Остановите! – прокричал Мун и начал блевать в приоткрытое окно.

– Гля, сердце валяется! – проорал остановившийся таксист, тыча пальцем куда-то на проезжую часть.

– Это мое, – прошептал Мун, – не трогайте.

Лейтенант подошел к сердцу, потрогал ногой:

– Это что за тонкая красная нитка, а? Ой, порвалась…

– Помер кореш твой, – мрачно сказал таксист. – Что делать будем?

– Что делать, что делать? Съедим, под соленые огурцы и молоко. В Реутово поехали!

Конец третьей серии.

22 оттенка черного (четвертая серия) – Глаза в деревянной коробке

Олег проснулся с жуткого бодуна от тычка в бок. Над ним стоял молодой киприот с дубинкой и улыбался как умственно отсталый, впервые услышавший слово «патриот».

– Тут спать нельзя, рюсский, – ехидно заметил он, примериваясь для очередного тычка. – Не положено.

– Иди на, обезьяна, – ответил Олег и попытался повернуться на другой бок. – Бой, к восьми утра мне чашку кофе и консула.

– Поговори мне! – в упитанную корму Олега прилетел мощный пинок, впечатавший его в стену. – Консула ему, бомжара позорный!

Взбешенный Олег вскочил на ноги. Подхватив стоящую возле откидных нар пустую пластиковую бутылку из-под минералки обрушил ее на голову обидчика.

– Да я в Афгане кровь проливал, мразь кипрская, пока вы тут задницы свои грели и сало русское жрали!

На шум в камеру заскочили четверо полицейских. Олег наставил на них пластиковую «розочку».

– Подходи по одному, козлы! Русские не сдаются!

– Дед воевал! – поддержал его хриплый крик из соседней камеры. – На Берлин!

Один из полицейских достал из кармана канцелярский ножик и не спеша начал резать «розочку» в руке буяна. Оторопевший Олег сдается на милость иностранных коллег. Его украсили пластиковыми наручниками и провели по коридору.

– Земляк, будешь в Москве, попиши Зинку-билетершу на вокзале. Она меня мусорам сдала, сука! Скажи, это ей за Багета!