– Кто-нибудь этому верит? – выдавил наконец Фарнли срывающимся голосом. – Молли… Пейдж… Барроуз… вы верите?

– Успокойся, никто не верит, – ответила Молли, твердо глядя мужу в глаза. – Зачем ты поддаешься на его уловки, ведь он только того и ждет – нарочно выводит тебя из равновесия!

Претендент с интересом на нее посмотрел:

– И вы тоже, мадам?

– Что? Что – я тоже? – визгливо переспросила Молли и разозлилась на саму себя. – Простите, что заговариваюсь, как сломанная шарманка, но, думаю, в целом я выразилась достаточно ясно.

– Вы тоже верите, что ваш муж – настоящий Джон Фарнли?

– Я это просто знаю.

– Откуда?

– Боюсь, ответ один: женская интуиция, – невозмутимо сказала Молли. – И под этим я понимаю не что-то смутное, а вполне ясное и разумное ощущение. Нечто такое, что, хотя и имеет свои особенности и пределы, всегда срабатывает безошибочно. Так было и в этот раз. Стоило мне его увидеть, как я уже знала: это он. Конечно, я согласна выслушать ваши доводы, но они должны быть очень убедительными.

– Позвольте спросить: вы его любите?

Молли вспыхнула, что было заметно даже под загаром, но отвечала с обычным достоинством:

– Ну, скажем, я его ценю.

– Именно. И-мен-но! Вы его цените; и полагаю, всегда будете ценить. Вы отлично ладите между собой – и будете и дальше прекрасно ладить. Но вы его не любите и никогда не любили. Вы были влюблены в меня. И теперь, когда «я» вернулся домой, вы влюбились в некий образ, в проекцию из собственного детства. В своем воображении вы наделили этого человека, самозванца, моими чертами.

– Господа, господа! – закричал мистер Уилкин, словно распорядитель шумного застолья. Вид у него был слегка ошарашенный.

В этот момент в разговор вступил Пейдж. Он желал подбодрить хозяина дома и говорил с напускной беззаботностью.

– Вот уже и до психоанализа дошли! – весело заметил он. – Слушайте, Барроуз, ну что нам делать с этим королем… не знаю чего?

– Могу только сказать, что мы уже с полчаса ведем какие-то совершенно неудобоваримые разговоры, – сухо отозвался Барроуз. – И вдобавок снова отклоняемся от темы.

– Ну почему же, – мягко возразил претендент. Он, кажется, искренне не хотел никого обидеть. – Надеюсь, я не сболтнул опять чего-то лишнего? Пожить бы вам цирковой жизнью; это, знаете ли, закаляет. Однако я просил бы вас объясниться, – обратился он к Пейджу. – По-вашему, в моем предположении относительно мадам нет логики? Изложите тогда свои доводы. Вы имели в виду, что она была совсем девочкой и не могла проникнуться ко мне нежными чувствами? Что для таких вещей ей нужно было быть постарше – скажем, возраста Мэдлин Дейн? На это вы намекаете?

Молли рассмеялась.

– Вовсе нет, – ответил Пейдж. – Я и не думал ни о каких доводах – ни за, ни против. Меня занимал вопрос вашей загадочной профессии.

– Моей профессии?

– Ранее вы упоминали о некой профессии, которая принесла вам первый успех в цирке. Никак не могу понять, что бы это могло быть. Вы предсказатель? Психоаналитик? Специалист в области памяти? Фокусник? Или всё вместе? В ваших манерах есть что-то от каждой из этих профессий – и еще от массы других. Ни дать ни взять Мефистофель, явившийся в наш тихий Кент! Здесь вам не место, так и знайте. Вы всем мешаете. Вы несносны.

Претендент как будто был польщен.

– Неужели? Что ж, думаю, вам всем не помешает небольшая встряска, – заметил он. – А что до моей профессии, то в ней, пожалуй, есть понемногу от всего, что вы перечислили. Но в одном вы точно не ошибетесь – если скажете, что я Джон Фарнли.

Тут в дальнем конце комнаты отворилась дверь, и появился Ноулз.