– Само собой. И продолжу. Итак, вы утверждаете, будто напрочь забыли об отпечатках пальцев, а теперь якобы внезапно все вспомнили. Тогда скажите: как именно снимались отпечатки?

– То есть?

– Каким способом?

Фарнли задумался.

– Пальцы прижимались к стеклянной пластине, – ответил он наконец.

– Чушь! Для получения отпечатков использовался «дактилограф» – специальная книжечка. Многие в те времена этим баловались. Маленькая серая книжечка. У Маррея была их целая коллекция; он снимал отпечатки у моего отца, матери и других знакомых.

– Постойте, постойте! Да, книжечку я, пожалуй, припоминаю… Мы еще сидели вон у того окна…

– Ах, вот вы уже и вспомнили!

– Послушайте, – негромко проговорил Фарнли, – за кого вы меня принимаете? Я вам что, попрыгунчик из варьете, который развлекает публику дешевой эрудицией и по щелчку отвечает на любые вопросы: сколько статей в Великой хартии вольностей и какая лошадь пришла второй на Эпсомском дерби восемьдесят третьего года? Этого вы от меня хотите? Жизнь богата и разнообразна, и я не вижу смысла забивать голову всякой ерундой. И потом, люди с годами меняются. Да-да, меняются!

– Но не до такой же степени! Костяк характера не меняется. Вот о чем я толкую. Нельзя стать полной противоположностью самому себе.

В продолжение этого спора мистер Уилкин сидел, вальяжно откинувшись на спинку кресла, и в его выпуклых глазах поблескивало что-то похожее на самодовольство. Наконец он сделал движение рукой.

– Господа, господа! Смею заметить, подобные препирательства не вполне… уместны. Немного терпения. В самом коротком времени дело решится.

– И все-таки я настаиваю… – раздраженно произнес Барроуз. – Поскольку я не был поставлен в известность об отпечатках, я настаиваю, чтобы в интересах сэра Джона Фарнли мне позволили…

– Мистер Барроуз, – спокойно сказал претендент, – ну очевидно же, что вы должны были обо всем догадаться и безо всяких извещений. Подозреваю, что и догадались, причем с самого начала, иначе вообще отказались бы в этом участвовать. А теперь пытаетесь подыграть обеим сторонам и спасти свою репутацию независимо от исхода дела. Послушайте моего совета. Не раздумывайте и переходите на нашу сторону.

Фарнли перестал шагать. Он подбросил связку ключей и, когда она с глухим шлепком упала на ладонь, сжал руку в кулак.

– Это правда? – спросил он Барроуза.

– Если бы это было правдой, сэр Джон, потребовалось бы предпринять другие шаги. Мой долг – тщательно изучить…

– Все в порядке, – остановил его Фарнли. – Я только хотел убедиться, кто мои друзья. Не стану больше ничего говорить. Свои воспоминания, приятные и не очень – от некоторых я, бывает, не могу уснуть, – я лучше оставлю при себе. Давайте уже проведем эту процедуру с отпечатками и выясним правду. Вот только где же Маррей? Почему его до сих пор нет?

На губах претендента заиграла мефистофелевская ухмылка, в которой проглядывало что-то не на шутку зловещее.

– По всем законам жанра, – со странным наслаждением проговорил он, – Маррей уже должен быть убит, а его тело брошено в садовый пруд. Пруд ведь еще на месте? Я не ошибся? А если серьезно, то полагаю, что Маррей уже где-то поблизости. Но лучше мне помолчать, а то ненароком наведу кого-нибудь на нехорошую мысль.

– Какую еще мысль? – не понял Фарнли.

– Ну, вроде вашей тогдашней. Шмяк по голове – и безбедная жизнь обеспечена.

В комнате как будто повеяло холодом. Фарнли вытянул шею и нервно сглотнул. Потом огладил себя по пиджаку, видимо пытаясь совладать с волнением. Соперник с поразительной меткостью находил именно те слова, которые могли его уколоть.