Феликс встретил их, скрестив руки на груди и поджав губы.

– И что мы с ним делать будем?

– Как что? – пожал плечами Олег. – Ничего делать не будем. Я его полечил. Очнется скоро. Скорее всего, нас и не вспомнит.

– Нет! – Феликс хотел, чтобы это слово прозвучало весомо и безапелляционно, но получился всего лишь истеричный выкрик.

– Что «нет», Фил? – нахмурился Олег. – Ты о чем?

– О нем я, Олег. О том, кого ты чуть не угробил!

Олег чертыхнулся про себя. Раз в пять, наверное, лет Феликса поражал вирус всего-и-вся-спасения-и-сохранения. Он начинал жалеть всех без разбору, по поводу и без. Котенок, который не может спуститься с дерева, например, стоил тогда в его глазах вселенской катастрофы. Иногда дело доходило до того, что у Олега на даче в Карелии во время вечерних посиделок он запрещал травить комаров, а когда его после долгой перебранки наконец-то отказывались понимать, он обижался и уходил в лес.

– Его надо с собой взять! Хотя бы до первого селения!

– А что с ним, Фил, сделают в этом первом селении, когда мы уедем?

Феликс сделал вид, что не знает.

– А я, Фил, знаю, – продолжал Олег. – Его вышвырнут. И может быть, помня про нас, вышвырнут мягко, обходительно, только пару раз кнутом огреют. А могут ведь и собак спустить!

– Все равно мы должны попытаться его спасти! Он здесь не выживет! – Феликс повысил тон. – Давай до ближайшего монастыря его отвезем!..

– Его нигде поблизости не примут, – не уступал Олег. – Здесь сплошь разоренные деревни, а в тех, что уцелели, работники нужны, а не призреваемые. В Новгороде или Пскове подаянием он, может быть, и выжил. Подаянием! Но он про подаяние знать должен, помнить, что есть такая штука – подаяние. А что у него в голове осталось? Ты знаешь?! Нет! То-то же! А ведь он с самого начала вокруг нас крутился, и намерения у него не самые добрые были.

– А это почему ты так решил? – спросил Феликс.

Олег осекся. На секунду ему показалось, что он сказал лишнее, но промолчать уже не получилось бы.

– Не знаю, что у него там с остатками разума происходит, кем он нас считает, – сказал он. – Но везти его можно только связанным. Ведь это он тебе, Фил, ногу разодрал.

Феликс ошалело глянул на Олега, потом нырнул в ивняк. А когда спустя четверть часа снова появился на поляне, буркнул только «нет его уже, спрятался», подхватил свой мешок, вытащил из-под кольчуги компас-медальон и первым спустился в овраг.

Через час пути, перед самым закатом, они увидели огромный луг. Его дальняя, южная граница скрывалась в тумане, поднимающемся от реки, он казался бесконечным. И только небольшая церковка, выглядывавшая поверх стелющейся по земле дымки, показывала, что до цели сегодняшнего перехода – первой деревушки на берегу Бужи – им осталось не более получаса.

Однако сначала нужно было осмотреться, и Шурик был послан оборудовать на ближайшем дереве наблюдательный пункт. Олег решил потратить несколько минут свободного времени на то, чтобы показать Норману, как собирать подзорные трубы. Принцип здесь был тот же самый, что и со стаканами, из которых они пили накануне: на каркасе зафиксировать двухслойную кожаную обтяжку, затем установить линзы. Сложность была только одна: чтобы все защелки каркаса сработали, нужно было одновременно надавить на него в восьми разных местах.

Олег взял все эти железки, стекляшки и лоскуты потрепанной кожи, выглядевшие как хлам, извлеченный из сумки старьевщика, сделал, казалось, только одно движение и протянул Норману элегантный цилиндр:

– На, любуйся!

Норман посмотрел на опушку соседнего леса, до которого было не меньше двух километров, и удивился качеству оптики: он разглядел даже красную макушку дятла, расширявшего дупло в сосне. А лису, с любопытством наблюдавшую за этим занятием с земли, не успел, потому что Феликс забрал подзорную трубу и полез на сосну к Шурику. И почти сразу же удачно передразнил майского тетерева. Три раза.