А когда пришел из армии, сыграли с Ларисой свадьбу, и она родила мне сына. Вот только жизнь у нас с ней не сложилась, несемейный я человек, в этом плане ничего не изменилось. Разбежались, не прожив и года. А еще через несколько месяцев меня посадили, на этот раз прочно, как и в первом варианте – пятилетка на усиленном режиме за грабеж.

Мы ведь были еще не разведены, когда я сел. И даже целых три года из пяти она приезжала ко мне с сыном на личное свидание. Нет, два, первый год личные свидания тогда на усилке были не положены. А приезжала она ко мне трижды, точно! Три раза по трое суток, мой отец на машине привозил их, а потом забирал по окончании. На четвертый раз она приехала, а я в БУРе, свидания, соответственно, лишен, она уехала ни с чем, обиделась на меня. Ну и все на этом, кто-то там у нее нашелся, она подала заявление на развод, а поскольку я сидел, мое согласие не потребовалось. Кажется, она потом вышла замуж, но мы больше не встречались.

Я еще раз пробежался по биографии и понял, что дальше никаких разночтений с первым вариантом нет. Ну, понятно, кроме того, что у меня теперь есть сын, которому сейчас…, хм, получается, тридцать девять лет? Да уж, взрослый мальчик. Внуки? Я задумался, но никаких сведений о внуках в памяти не обнаружилось. Как и о том, что сейчас с моей Ларисой. Ладно, разберемся.

Я посмотрел на часы, висевшие на стене: без пяти семь, сейчас будет подъем.

Сурок прихлебывал чай из фаянсового бокала и внимательно слушал мой рассказ. Я видел, что он не просто возбужден, он буквально перевозбужден. Когда он потянулся за пятой конфетой, я не выдержал и, хлопнув его по руке, рявкнул:

– Хорош жрать!

Не то чтобы мне было конфет жалко, но внутренняя жаба все же не позволяла такой расточительности, нам с Нечаем посылки слать некому, а общак не резиновый. Сурку, конечно, шлют из дома, и все же, все же… Но Сурок, кажется, не обратил никакого внимания на мою жабу, весь был погружен в размышления, ну точно – гений не от мира сего, как в кино, блин.

– Я подозревал, – наконец решил он высказаться. – Время – это такое многогранное и комплексное явление, не имеющее единого общепризнанного определения в научном пространстве. У всех свое определение: у физиков одно, у философов другое, в обыденном смысле – третье. Согласно Эйнштейну, оно может меняться в зависимости от наблюдателя и системы координат, то есть, время субъективно и имеет какое-то отношение к наблюдателю. А уж в квантовой физике… Даже то, что время движется вперед, само по себе не аксиома, а только теория, которую астрофизик Артур Эддингтон придумал и популяризировал в 1927 году. Лично я думаю, что пространство и время сливаются в один переплетенный континуум, то есть, никакого направления у времени вообще нет или оно очень условно и зависит от нашего ощущения. Именно на этом допущении и построена моя машина времени.

– Сурок, зараза, выражайся проще, я с трудом улавливаю не то что суть, а даже ход твоих мыслей, – прервал я его словесные излияния. Я тоже умею красиво выражаться, как видите, я ведь человек книжный, в некотором смысле.

Тот удивленно уставился на меня, словно только что здесь обнаружил, до этого и не подозревая о моем существовании. Потом потянулся за новой конфетой, и в этот раз я сдержался. Пускай гений жрет мои любимые конфеты «Коровка», лишь бы толк от него был. А толк есть, это мы уже выяснили экспериментально. Прошлое можно изменить, вопрос теперь в том, можно ли его поменять кардинально или возможны лишь частные изменения на неизменной в целом условной линии жизни? Это я так подумал? М-да, с кем поведешься…