Я понимаю, малыш, еще как понимаю. Д’Бол во снах переходит границу миров, оказываясь в наших сказках. Чтобы разные расы были в одном месте, не стремясь вцепиться друг другу в горло, чтобы так говорили о детях – это невозможно в нашем мире, только в очень древних позабытых уже сказках. А ученик рассказывает мне об увиденном, и я понимаю: сны изменили Д’Бола. Не внешне, а где-то внутри изменили, и теперь ему тесно здесь. Душно и тоскливо ему среди «своих», и что с этим делать, я не знаю.

Достав тайный медальон, я показываю ученику своих детей – их изображения, что всегда со мной. Малышки Лиары, радостно улыбающейся папе, близнецов Брима и Туара, похожих как две капли воды, и Д’Бола – устроившегося в моих руках малыша. Ученик смотрит во все глаза, впитывая образы. У него в жизни такого никогда не было – вместо мамы и папы всегда был я, а от других, включая отца, он видел только боль и издевку. Зачем кхрааги так воспитывают детей, я понимаю: ожесточившиеся, потерявшие душу дети без сомнений лишают жизни завоеванные народы. Но как же это жестоко… Впрочем, большинство моих сородичей этого не поймут, ведь они тоже потеряли души, и только «Зар» все еще пытается не дать искре Творца угаснуть окончательно.

– Ты носишь меня с собой, – негромко произносит Д’Бол. – Спасибо.

Он ошарашен, но, кажется, уже начинает понимать, что такое «дети» и почему они важны. Но времени у нас не так много, поэтому мы приступаем к тренировке морфизма. Кхрааги эту функцию почти не используют, только для изменения формы морды, но возможностей, на самом деле, у них намного больше. Именно эти возможности мы с ним развиваем. Он в химан не превратится, но пугать внешним видом будет поменьше.

– Начинам упражнение, – предупреждаю я, а затем легкими движениями показываю ему очевидные огрехи при морфировании морды.

Я совершенно уверен, что Д’Бол отличается от других кхраагов, это заметно и анатомически, и в восприятии. Они генетически туповаты, а вот ученик – совсем наоборот. Кто был его матерью, установить уже не выйдет, но она явно была совсем непростой самкой. Возможно, именно этот факт и подвиг самок на активные действия. В целом, если прикинуть по времени, очень даже похоже – за десять лет много чего можно сделать.

Мы работаем с полной отдачей, потому что это умение может спасти жизнь моему ученику, которого я воспринимаю сыном. Да и он меня отцом, судя по всему, что, конечно, не очень обычно, но что имеем, то имеем. Совсем скоро ему на тренировку, а я в это время буду рассматривать плиты последних известий и опять попытаюсь связаться даже не с Омнией, а с ее орбитальным звездолетом. С самой планетой мне не разрешат, а вот звездолет – совсем другая история, тут могут и позволить.

Мне необходимо узнать, успели мы или уже поздно что-либо делать. Если Омнии больше нет, то очень скоро займутся мной, а там… Все-таки самкам кхрааг нужно не глупое уничтожение, а месть, боль самцов, при этом для них возрастной разницы нет, а это уже невероятно серьезно. По сути, самки от самцов не отличаются – та же жестокость и непримиримость.

– Закончили, – вздыхаю я, а затем встаю. Подойдя к стене, опускаю единственный тумблер: – Наставник Варамли вызывает инструктора-наставника летного мастерства по распоряжению вождя Г'рхышкрамсдрутсхравага!

Чуть язык не сломал, несмотря на весь свой опыт. Ответа я не жду, да и не будет никакого ответа – только явление вызванного. Кхрааги в принципе немногословны, а уж снисходить до общения с химаном, пусть и наставником, точно не будут. Поэтому Д’Бол ждет, немного удивленный тем, что я назначаю не силовую тренировку, а летную, но молчит. Он отлично понимает: просто так я ничего не делаю, значит, нужно потерпеть и подождать. Ждать мой ученик хорошо умеет.