Я просто физически не могла говорить с ним. Смогу ли через неделю? По крайней мере, обещала позвонить. А слово я всегда держу.

Но этого так мало.

Мне кажется, нужны года, чтобы прийти в себя.

А Алинка… с ней я просто мысленно попрощалась. С такими друзьями никаких врагов не надо.

Несколько дней я убираю двор и дом. Перебираю вещи матери. Немногие хорошие надо отдать в церковь… Остальное… выкинуть рука не поднимается. Может, сама буду носить, если останусь здесь. Пока убираю всё лишнее на чердак. Мою окна, протираю пыль, собираю на веник паутину мою полы — теперь дома свежо и пусто.

Вчера наняла соседа покосить траву. У нас есть только тупая ручная коса, которая постоянно отлетает. Я решила не рисковать. Созрела малина, хоть за ней никто и не ухаживал в этом году.

Собираю ягоды в лукошко.

Сажусь за стол.

Снова начинаю плакать. Разрешаю себе. Это короткие приступы, после них легче.

Вдох-выдох. Так, всё, надо сходить в церковь, а потом заглянуть в магазин.

Что-то делать на свежем воздухе, куда-то идти всё равно лучше, чем маяться в квартире, где мне изменяли.

Уже близится деревянная церквушка. Я не скажу, что мы с мамой каждое воскресенье ходили сюда. Бывало, да. Но мы были верующими, а не воцерковленными. Я знала о Боге больше со слов мамочки. Никогда не советовалась с батюшкой. Но сейчас… чувствую, что с ума сойду, если не с кем не поговорю. Просто ради того, чтобы выговориться.

Во мне столько боли. И в горле застрял немой крик.

Это отравляет.

Я уже измучила сама себя, я уже хочу двигаться дальше, но не могу. Будто в оковах этой боли.

А с кем говорить? Мама умерла… Алина для меня — тоже. Идти к знакомым? Я никогда таким не страдала. Никогда. И не понимала тех, кто всё время ищет совета у других. Это же твоя жизнь — никто не может сказать, как тебе будет лучше.

Но сейчас…

Сейчас мне не помешает слово человека, который уж точно не будет пытаться меня использовать.

Я хочу знать — как должен поступить хороший человек?

Как успокоить душу? Как раны залечить?

Батюшка отводит меня в свою комнату, так как я сразу сказала, что разговор очень личный. Здесь пахнет ладаном. Мне становится немного дурно, но признаться в этом почему-то страшно.

Как в детстве, когда говорили, что это значит, что в тебе сидит бес.

Дрожащим голосом рассказываю ему всё. О измене, о потери ребёнка, о заявлении о том, что это всё — норма.

Слёзы текут по щекам.

Он молчит несколько мгновений.

А затем всё становится ещё хуже.

— Что с тобой сделал город, Лера? — качает он головой, а во взгляде такой гнев, что… — Как ты смеешь только думать о том, чтобы развестись?

15. Глава 15

«Ты уверен, что она тебе ещё нужна? Ты всё испортил. Как раньше уже не будет — дохлый номер, сын. Найди себе другую — не еби мозги…»

Как бы логично ни звучали все доводы. Я уверен. Был. Точнее… как бы это объяснить самому себе?..

Начал ухаживать за Лерой на пробу — так, посмотреть, что дальше будет. Правда ли эта святая наивность та, за кого себя выдаёт. Скучновато, конечно, местами смешно, иногда — трогательно.

Идеал да не идеал.

Жену нужно подстраивать под свои потребности. А мои специфические. Женщина должна быть податлива, как глина.

А вот тут проблемка.

Я пытался продавливать Леру, но чувствовал сопротивление. Естественное такое. Не нарочитое как у тех, кто лишь делает вид, что у них есть какое-то мнение, какие-то принципы.

Нет, Лера даже сама не осознавала некоторые вещи, не догадывалась о тщательно расставленных ловушках, но никогда не попадалась.

Я знал, что если буду откровеннее, просто спугну её. Она скажет: «Это не моё, нам не по пути». Я видел это по реакции на истории якобы про моих знакомых. По тому, с каким трудом доставался первый блядский поцелуй. По отсутствию попыток казаться соблазнительной.