Обиды на мать нет, она делала из моего детство счастливое, как только получалось, пока отец спускал на новую семью все имеющиеся доходы.
- Плохо, да? – вздохнула Милка, не зная, как помочь. – Болезнь надо лечить. Если маскировать раны, они всё равно рано или поздно вскроются гнойниками. Мой тебе совет – выплачь всё, что накопилось. Слёзы смоют твою боль, может, сейчас так не кажется, но со временем осознаешь, что это правда.
- Это была Ника, - я решила, что украшу этот торт той самой вишней именно сейчас. Пришло время. Глаза в стол, но потом всё же подняла взгляд, встречаясь с зелёными глазами подруги.
- Ника, - раздумывала Мила над именем, пытаясь понять, кого из нашего окружения так зовут.
- Моя сестра, - решила я облегчить её поиски.
Подруга замерла, перестав моргать, а потом покачала головой, обхватив её руками.
- Это та бедная овечка, которую ты пригрела в своём доме?
Я ответила глазами «Да», сомкнув на мгновение веки.
- Наверное, тут что-то следует сказать, но я пока в шоке, - она потянулась за бутылкой, намереваясь спаивать меня дальше. – За тех, кто никогда не предаст, - наконец, произнесла первый тост, не отводя от меня взгляда, и я поняла, что с ней пройти этот путь будет значительно легче.
4. Глава 4
Наверное, я порывалась плакать ещё несколько раз, а потом хохотала, как сумасшедшая, когда Милка начала припоминать институтские годы.
- И ты такая замерла, - раскрасневшаяся подруга принялась говорить громче обычного, глаза блестели и, кажется, в тот момент она снова переместилась в аудиторию, где мне влепили выговор. – А он спрашивает. Перцева, - изменила она голос на преподавательский, сделав его ниже. – Повтори, что я сейчас сказал. И ты такая, - Милка снова расхохоталась, выдавливая слёзы от смеха из глаз, - Фалос был древнегреческим философом и математиком. Помнишь, как он на тебя посмотрел, - выдохнула смех, пытаясь успокоиться. – А потом поправил.
- Не Фалос, а Фалес, - закончила я историю, широко улыбаясь.
Лекарство действовало. Пустая пузатая бутылка смотрела на нас прозрачными стёклами, и, если меня принялось клонить в сон, то Милка, наоборот, разошлась. У неё так было всегда. Могла перепить любого мужчину, и алкоголь действовал, как второе дыхание. Она принималась смотреть фильмы, плакать над ними, писала бывшим, сочиняли глупые стишки и не давала спать мне. Но сегодня был другой повод.
- Если устала, можешь идти, - сказала как-то спокойно, будто не она только что смеялась, как сумасшедшая, на всю квартиру, не боясь разбудить соседей.
Бросив взгляд на часы, я поняла, что уже как два часа сплю по своему обычному распорядку, и кивнула, соглашаясь.
- Тогда, - подскочила Сологуб. – Иди в ванную, я пока постелю. – Полотенце возьмёшь в комоде, там все чистые. Вещи какие нужны?
- Так я с собой брала.
Мы вошли в комнату вместе, и я открыла чемодан.
- Что-то у него несварение, - воззрилась она на вещевой клубок, в котором сложно было найти хоть одну немятую вещь.
- Блин, - цокнула языком я, понимая, что завтра должна выглядеть как всегда хорошо. Я – лицо ресторана, пусть и сижу по большей части в кабинете, решая дела, но зачастую меня зовут в зал, чтобы разрешить конфликты. – Что надену? – вытащила несколько блузок, превратившихся в жёваную бумагу.
- Я поглажу, - быстро отозвалась Милка. – Правда, утюга тысячу лет в руках не держала.
- Ты всё такая же, - обняла я её, прижимаясь крепко. Ощущение тепла от человека, для которого я не пустой звук, снова вызвало слёзы.
- Да к чему что-то делать, если можно не делать? Постирала – отвисится. Вот мой лозунг! Но лично для тебя утюг найдётся. Давай уже, иди в душ.