Паркуюсь у помпезного здания, отдаю ключи швейцару. Внутри — полумрак, запах кожи и дорогого табака, тихий джаз из колонок. Диман уже там, сидит в углу за столиком, перед ним стакан с чем-то тёмным. Высокий, с бородой и очками в тонкой оправе — он всегда выглядит, как чёртов профессор, но знает меня лучше, чем кто-либо. Я плюхаюсь напротив, заказываю виски — двойной, безо льда. Первый глоток обжигает горло, но не разгоняет туман в голове.
— Ты чего хмурый, как после похорон? — Дима прищуривается, крутит стакан в руках. — День с семьёй провёл, а рожа, будто тебя под пресс пустили.
Я молчу, смотрю в янтарную жидкость. Муторно на душе, как перед дракой, когда знаешь, что сейчас вмажут, а увернуться не выйдет. Врать Анне — это не про меня. Двенадцать лет я смотрел ей в глаза и говорил правду, даже когда она резала. А теперь — ложь. И всё из-за неё. Из-за Катьки.
— Катю видел, — выдавливаю я наконец, голос низкий, хриплый. — Белову.
Дима присвистывает, откидывается на спинку кресла.
— Твою ж мать, ту самую? — он снимает очки и кладет их на стол.
Я киваю, делаю ещё глоток. Воспоминания лезут в башку, как тараканы. Мне двадцать два, я из обеспеченной семьи, но тогда решил сам пробиваться — стройка, пот и грязь. Хотел доказать, что не просто папенькин сынок. А Катя была рядом — дерзкая, с этими карими глазами и страстная. Я влюбился, как пацан, таскал ей цветы, обещал будущее. Она смеялась, говорила, что я её рыцарь. А потом выбрала Виктора — старого, жирного, с деньгами, что текли рекой. Сказала: «Ты хороший, Артём, но жизнь у меня одна и я не хочу проживать ее так». И ушла. Каблуки стучали, я стоял, как дурак, с дешёвым букетом хризантем и смотрел ей вслед. Это меня сломало. Я возненавидел её, себя, всех баб разом. Стал циником — женщины были просто телами, разрядкой, пока не встретил свою Анютку. Чистую, добрую, порядочную. Она вытащила меня из того дерьма, дала смысл.
— У меня с её старпером дела, — продолжаю я, стиснув стакан. — Я бизнес его давно мечтаю подмять. Думал, всё чисто — переговоры, контракт. А он притащил её в ресторан на встречу.
Дима хмыкает, качает головой.
— И что, как она?
— Как всегда, — цежу я. — Шикарная, дорогая женщина. Дела с мужем ведет. Глазами умными смотрит. Пришла вместе с ним на деловую встречу. Ну и… меня торкнуло, Дим. Ненавижу её, до сих пор зубы сводит, как вспомню, а всё равно торкнуло.
Я замолкаю, кручу стакан в руках. Вижу её перед глазами — каштановые волосы, ухмылка, губы красные и декольте такое, что глаза сами в вырез лезут. В ресторане она сидела напротив, болтала с Виктором, а потом… под столом её туфля будто случайно коснулась моей ноги. Легонько, но я почувствовал, как ток прошёл. Она даже не моргнула, продолжала улыбаться, а я сидел, как каменный, и ненавидел себя за то, что не отодвинулся.
— Она меня проверяет, — говорю я, глядя в пустоту. — Играет, как тогда. А я… я Анне соврал сегодня. Сказал, что с тобой работаю. Никогда её не обманывал, Дим. А тут — не смог правду сказать…
Димка молчит, смотрит на меня, потом ставит стакан на стол.
— Бля. Ты влип, брат, — говорит он тихо. — Если она тебя цепляет, а ты Аньку любишь, надо башку включать. Что дальше-то?
Я хмыкаю, тру висок. Что дальше? Хороший вопрос. Хотел бы я знать. В башке — каша. Я люблю жену, чёрт возьми. Но этот взгляд Катьки, это касание… Оно лезет под кожу, как заноза. И я не знаю, как это вырвать. Молчу и кручу пустой стакан, а Дима не отстаёт. И, сука, ведь ни один день в башке кручу, хочу ее выкинуть, а она как заноза.
— Ну, давай по порядку, — он снимает очки, кладёт их на стол, как будто готовится к долгому разговору. — Ты её увидел, и что? Она просто рядом сидела, или что-то ещё было? Ты же не пацан, чтобы от одного взгляда башню снесло.