Что?! Нет!

Я тут же отхожу за печь, но понимаю, что нас это не спасет.

– Слушай, служивый. Ногу с моего порога убери. Я тебе не щенок, чтобы мной помыкать, ясно? А если твоим грязным сапогом в мои владения ступить хочешь приказ неси, понял? – рычит ему медведь.

– А ты у нас не из робкого десятка? Проблем от лорда хочешь?

– Вот пусть твой лор сам сюда придет, и поговорим.

Зря он это. Очень зря….

– Пшли вон! – рявкает медведь, и стражники хоть и шипят, а сделать, видимо, ничего не могут.

Сейчас уйдут? Поверить не могу, мы спасены? Я сейчас заплачу….

Кроха меня опережает. Кряхтит, ерзая в пеленке, теряет грудь и заливается плачем. О боги! Нет! Тут же исправляю ситуацию, но поздно.

– А это что за звук?! – рычат стражи.

– Какой звук?! Кота моего испугался? – хохочет медведь.

– Ну-ка с дороги! – рычат стражи. – У нас есть повод зайти и проверить. В таких случах документ не нужен!

– Ну что ж, господа. С законом не спорю. Только разуйтесь, – насмехается над ними медведь, и толкает дверь.

О боги! Нет! Только не это!

Я всей спиной вжимаюсь в стену, но знаю, что это не поможет. Слышу стук сапогов по деревянному настилу пола. Еще миг, и стражник заворачивает за печь. Смотрит прямо на меня, и душа уходит в пятки….

Конец?!

– Ну что? Убедились, господа?! – хохочет медведь.

В чем убедились?! Меня ведь поймали….

Стражник вдруг отворачивается, будто и заметил, хотя смотрел в упор. Как же так?

Не успеваю задаться этим вопросом, как кроха снова плачет и в этот раз отказывается возвращаться к груди. Но стражники и этого будто не слышат.

– Уху ты варил?

– А тебя лорд твой не кормит, коль спрашиваешь? На чужие рты не рассчитано. Выметайтесь, не то метлу дам и убирать за собой заставлю.

– Да ты что о себе возомнил, рыжий?! – выходит из себя стражник, но его тут же дергает сослуживец за плечо.

– Мы это… пойдем, – говорит, поджав хвост, и чуть ли не силком выталкивает вспыльчивого.

Дверь хлопает, топот шагов перемещается с крыльца на землю, а затем и вовсе утихает.

Я не чувствую ни рук ни ног, тихо оседаю на пол, и смотрю пустым взглядом перед собой, пытаясь понять, что сейчас вообще произошло.

– Живая? – зовет меня медведь, и я с трудом выныривая из омута мыслей. Прикрываюсь и легким покачиванием успокаиваю Дэриэла.

– Как они нас не заметили? Смотрели прямо на нас, – спрашиваю я у медведя все еще дрожащим от слез голосом.

– Об этом не думай. Лучше расскажи мне, как лордову жену в лес занесло и почему на ребенке эта дрянная метка? Только теперь уж не лги, – велит он, и я испытываю укол стыда.

Начать говорить совсем не просто. Каждое слово, связанное с Ридом отзывается невыносимой болью. Глотаю слезы, велю себе быть сильной, но голос дрожит.

И я говорю ему все, умалчивая лишь имя той, кто придумал побег и дал мне артефакт. Я доверяю ему всецело, ведь он только что пошел против власти моего мужа, чтобы спасти какую-то беглянку с ребенком “Тьмы”. Но тайна Стеллы – это тайна Стеллы, и я не в праве где либо упоминать о том, что она пошла на преступление ради нас с малышом.

– Значит, Скала Обреченных, – рычит медведь и крепко сжимает кулак, будто это не моя история, а его. – И огонь, говоришь, появился?

– Да, синий, – подтверждаю я. – Он вознес нас с Дэриелом над Скалой, а потом я активировала артефакт.

– И на кой, раз боги встали на твою защиту?

Отворачиваюсь, потому что больно вспоминать те слова, что сказала мне Тильда. О том, что мой муж давно уже хочет от меня избавиться и только ждет, когда я рожу.

Медведь не торопит, позволяет мне набраться духу, чтобы в этом признаться. И мне так стыдно, будто это я согрешила, а не они….