– Очнулась наконец! Что ж ты себя не бережешь? - слышу голос своей свекрови и думаю, что брежу.

– Елизавета Анатольевна? - пытаюсь встать, но голова лишь безвольно поворачивается набок. Во рту предательски сухо.

– Кто ж еще? - свекровь недовольно ворчит, ковыряясь возле моей руки.

Фокусирую плывущий взгляд и вижу как женщина набирает в шприц какую-то жидкость. К моей руке подведена капельница. Глаза раскрываются от ужаса и я пытаюсь дотянуться чтобы вырвать иголку, но женщина с силой давит мне на плечо.

– Ангелина, лежи смирно! Куда собралась?! - повышает на меня голос, что пугает меня еще больше. Что она со мной делает? Почему она рядом со мной?

– Где я? - осматриваюсь, пытаясь стряхнуть накатившую волну ужаса.

– Как где? В больнице! Тебя же в сознании привезли, дорогуша.

Осматриваюсь. И правда. Я в одноместной больничной палате, подключена к медицинскому прибору, который показывает мое сердцебиение. За окном уже закат. Моя свекровь одета в белый медсестринский халат. Должно быть, меня привезли в больницу, где она работает. Вторая городская, если я ничего не путаю.

Но я совершенно не помню, как тут оказалась.

Елизавета Анатольевна ослабила хватку. Она хмурит брови и внимательно меня рассматривает.

– Что последнее ты помнишь? - она спрашивает это совершенно будничным тоном, все еще держа шприц наготове.

– Что это? – указываю взглядом на шприц.

– У тебя же ни на что нет аллергии! Чего пугаешься? У меня есть все медицинские карты нашей семьи, тебя в том числе.

Как приятно знать, что свекровь не очень то приписывает меня к составу своей семьи. Не знаю, что за жидкость она мне хочет ввести. Что уже успели сделать со мной врачи? Как мой малыш? Не повредило ли ему произошедшее. Мозг упорно отказывается подсказать, что же со мной произошло.

Напрягаюсь, пытаясь вспомнить.

– Я обедала. После этого пошла в ванну и темнота. Кажется, слышала сирену скорой. Но больше ничего не могу вспомнить, - с трудом произношу пересохшими губами. Язык слегка заплетается. - Что вы хотите мне вколоть? - с бóльшим нажимом спрашиваю я.

– Давай я просто буду делать свою работу, дорогуша, - она снова приближается к капельнице, на что я резко приподнимаюсь, тут же пожалев, так как чувствую сильное головокружение и слабость.

– Да лежи ты, ёлки палки! Что не так? - свекровь стоит и смотрит на меня с презрением и осуждением.

Я, приниженная ее грубым тоном, стыдливо опускаю глаза. Мне всегда было сложно общаться с врачами, так как я испытываю перед ними почти животный неописуемый страх. А тут мать моего мужа, со всем своим сложным характером, и мы с ней наедине.

– Я беременна, - слегка помешкав, тихо произношу. Мне не хотелось этого говорить, так как она наверняка все расскажет Артуру.

Смотрю как меняется её взгляд. От просто холодного и сердитого, до издевательски пренебрежительного. Рот искривляется в заметной кривой усмешке.

– Теперь мне все понятно, - говорит надменным ледяным тоном, пробирающим до самой глубины моего сознания. - Витамины, не бойся.

Она держит шприц несколько секунд до тех пор, пока я неуверенно не кивну головой.

Что же ей ясно? Не может же она знать, что Артур гуляет налево и спит со своей бывшей. Или может?

Но я никак не ожидала того, что она произносит следом.

– Голубушка, если уж ты ничего не стыдишься средь бела дня и гуляешь налево от моего сына, то хотя бы потрудилась бы найти мужика, который не бросит тебя в ванне в таком беспомощном положении.

На слова свекрови я могу лишь беспомощно моргать, не веря своим ушам.

Мое молчание Елизавета Анатольевна расценивает по-своему, и конечно же, решает, что я с ней согласна по всем пунктам.