Она одевается. Бросает мою рубашку на кожаный диван и идет к двери.

— Куда спешишь? — вырывается у меня. — Нам же надо обсудить условия сделки…

Не хочу ее отпускать. Вдруг она передумает, откажется от моих денег и больше никогда не придет?

Взявшись за ручку двери останавливается:

— У меня свидание с самым дорогим мне человеком, — бросает тихо, даже не поворачиваясь.

Мои кулаки непроизвольно стискиваются в желании набить морду этому упырю. Надо было все же трахнуть ее, чтобы прогнать это гребанное ощущение, что я проиграл!

— Любишь его?

— Больше жизни, — уверено отвечает. — И я готова на все, чтобы он был счастлив.

3. Глава 3. ОНА

— Ну здравствуйте, Валерия Евгеньевна, — беру малышку на руки и смотрю на нее сквозь слезы: — У мамочки отличные новости! Мы добыли денег на лечение.

— Вы же понимаете, что это еще не гарант, что все получится, — вкрадчиво напоминает лечащий врач Лерочки. — Поиск донора может занять годы. А может и вовсе не найтись.

— Сколько у нас времени?

— Обычно при этом типе анемии детки уже к семи уходят от лейкемии.

Задыхаюсь от боли:

— Всего четыре месяца?!

— О, нет-нет. Успокойтесь, Евгения Владимировна. К семи годам. Время еще есть. К тому же болезнь выявилась очень рано, что нам на руку. И мы правильно сделали, что сразу начали искать донора. Теперь остаётся только ждать ответа, ну и содержать малышку под наблюдением.

Боже. Спокойно, время есть. И слезы мне никак не помогут. Лере нужна сильная мама.

— Значит поживаем в больнице. Так даже лучше, — успокаиваю сама себя. — Мне нужно ходить на работу, а тут она всегда под присмотром. Если можно, не кормите ее смесями. У нее колики от нее. Я буду нацеживать молока каждое утро. И по возможности прибегать раз в три-четыре часа с работы. Офис тут неподалеку.

— Конечно, — улыбается доктор. — Все хотел спросить, а где же папа нашей Валерочки?

Поднимаю на него удивлённый взгляд. Мне показалось, или в его голосе послышалась непрофессиональная заинтересованность?

— Я ведь заполняла документы, — пожимаю плечами. — Там все есть.

— Вы написали, что он умер. От чего?

— От любопытства, — в палату очень вовремя входит тетя Вера.

Она была подругой моей бабушки. Ну как подругой. Когда-то бабушка приглядывала за маленькой тетей Верой. А потом тетя Вера за мной, когда бабушке нужно было куда-то отлучиться.

На нее же я и наш с бабулей дом оставляла, отправляясь замуж за Германа.

И когда я вернулась домой после развода она безошибочно угадала, что я жду ребенка. Успокаивала меня:

— Тебя вынянчили, и дочку твою вынянчим! Делов-то! И на кой ляд нам эти мужики сдались? От них одни проблемы. Тфу!

Понимаю я ее. И доверяю, больше, чем кому бы то ни было.

Так уж вышло, что тетя Вера у нас закоренелая холостячка. Бабуля рассказывала, что ее когда-то в молодости обидели сильно. С тех пор она так и не обзавелась ни семьей, ни детьми. Зато чужих нянчит, как родных.

Я приподнимаю бровь, глядя на доктора и давая понять, что не расположена к «познакомимся поближе».

Доктор усмехается, явно оценив наш воинственный настрой:

— Поймите меня правильно, этот тип анемии — очень редкое заболевание. Я должен знать о болезнях ее отца. К тому же он мог бы оказаться донором… Если бы был жив, конечно.

— У отца Лерочки не было подобных заболеваний, — говорю уверенно. — Разве что язва около двух лет назад. И неподтвержденная астма в детстве. Во взрослом возрасте ни одного рецидива не было. Это все я рассказывала при сборе анамнеза, и вы мне тогда сразу сказали, что это противопоказание против донорства.

А теперь может еще и алкоголизм.

— Помню именно после этого он «умер», — лукаво улыбается доктор. — Видимо за ненадобностью?