- Тогда давайте провожу. Куда вы так спешили? – он оборачивается, а я разглядываю дорогой деловой костюм и лёгкую стёганную куртку, совсем не по питерской погоде.

Прилете или улетает? Ну… тут, вроде, зона отправки… Хм?

- К кассам? – делает правильные выводы.

- Да не надо… я это… всё… передумала, - хихикаю, как глупая школьница.

Меня это саму так удивляет, что я невольно накрываю рот ладонью.

Мужчина оборачивается, приподнимая вопросительно бровь. Взгляд у него, надо сказать, тяжеловатый. Или мне это кажется?

- Вам такси вызвать?

- Слушайте, - громко икнув, заявляю я, а потом чувствую, что краснею. Мне не нравится, что выгляжу я, кажется, глупо. – Слушайте, я просто упала. Со мной всё хорошо. Спасибо, что смягчили моё падение. Я цела.

Он наклоняется ниже, обдавая меня волной приятного мужского парфюма.

- Точно?

- Определённо, да. Всего доброго, - разворачиваюсь и отхожу от него, потом понимаю, что иду не в том направлении.

Так что меняют его на сто восемьдесят градусов и снова прохожу мимо замершего мужчины.

- Мне туда. До свидания. И ещё раз простите за неуклюжесть.

- До свидания, - соглашается он, а потом до меня долетает. – Аккуратно там.

- Да-да-да… - бормочу себе под нос.

Иногда надо с кем-то столкнуться и нормально так приложиться головой, чтобы в ней, наконец, прояснилось.

4. Глава 4

Вечером, удостоверившись, что Алиса заснула, звоню матери. Надеюсь, что разговор с ней меня успокоит. Сижу на кухне почти в полной темноте. Лишь подсветка над столешницей горит, и чайник вскипает по десятому разу. Потому что я каждый раз отвлекаюсь на что-то, либо зависаю в собственных мыслях, и забываю заварить травяного успокаивающего чая. А мне очень нужно успокоиться.

Мама рада меня слышать и говорит о своём: о тёте Шуре, уехавшей в Египет на целых две недели в отпуск, о бывших коллегах, передаёт, какие новости у соседей, что-то из молодости вспоминает по ходу рассказа, но слушать сейчас районные сплетни или воспоминания у меня нет ни сил, ни желания.

Поэтому я выпаливаю:

- Мам… мама, послушай. Мам? – наконец, она замолкает и, кажется, готова слушать и слышать. Собираюсь с духом, набираю воздуха в лёгкие: – Мам, Артём мне изменяет.

Пауза. И робкий вопрос.

- Ты уверена?

- Да, я сама его с другой видела.

- Застукала за… этим самым?

Мама никогда не называет секс сексом. Не помню, чтобы хоть раз я с ней обсуждала хоть что-то интимное. Тема эта для неё словно табу.

Вздыхаю и поясняю:

- Нет, видела в аэропорту, он в командировку улетел. Не один. С женщиной. Они поцеловались при встрече.

- Может, это он просто с коллегой так поздоровался?

- В засос? – нервно смеюсь. – Так не здороваются, мам. И потом я нашла в кармане пиджака чужие трусики. Тоже скажешь, случайно туда попали? Кто-то обронил, а он поднял?

Мама молчит; чувствую, что огорошила её этой новостью.

- И сколько это длится по-твоему?

- Без понятия. – Думаю о странных перепадах в настроении Артёма, прикидывая, когда всё это началось. Да с повышения, пожалуй. – Месяца три… плюс-минус.

Мне на толику становится легче. Выговорилась. Так что я, наконец, встаю и иду заваривать чай.

- И что думаешь делать? – аккуратно спрашивает мама.

Сложный вопрос, но имеющий определённый ответ.

- Разводиться.

Тут же случается мини-взрыв.

- Ты с ума сошла! Какой развод! Отродясь в нашей семье разводов не было!

Рука с чайником вздрагивает, и я чуть не обливаю себя кипятком.

- Ой… - отскакиваю, затем с немотивированной злостью выдаю: - То есть ты предлагаешь дожидаться, пока он первый даст мне под зад коленом и пришлёт повестку в суд?

- Нет… Артём не такой.

- Нет, мам, он именно такой.