Они уже все поделили. Гады.
- Я передумал, - с ухмылкой сообщает Воецкий другу. – Я хочу заняться этим сам. Давид хороший человек. Просто ему не повезло с женой. Нельзя дать его делу пропасть. Так что я лично обо всем позабочусь. А Аня мне поможет. Это мое условие, если ты еще не поняла.
- Это плохая идея, Герман, - взываю я к его благоразумию.
- Это отличная идея. Ты ведь все знаешь о делах фирмы. Вот и передашь их мне. Цени мою щедрость, золотце. Я не выгоняю бывшую жену сразу на улицу. Я благородно предлагаю тебе работу.
В шоке смотрю на Воецкого. Зачем он продолжает нас мучить? Ни в коем случае нельзя соглашаться на его условия. Нужно продать фирму и искать новые способы организовать свое дело. Чтобы не довести до инфаркта Давида.
И чтобы Герман не узнал о дочери.
Я не представляю, чего ожидать от этого жесткого человека. Что он сделает, если узнает? Проигнорирует? Посмеется?
А если нет?
Что если он захочет ее отобрать? Я не смогу ему помешать. Силенок не хватит.
Нельзя рисковать будущим дочери.
- Давай подведем итог, Аня. – Герман окидывает меня пристальным взглядом. – Ты передаешь мне права на фирму и еще месяц ездишь в офис каждый день, и с готовностью делаешь то, что я скажу. Или сейчас мы едем к Давиду, и вы все равно теряете фирму. А еще в таком случае я подам на вас в суд, чтобы взыскать недостающие деньги. Так как оценочная стоимость вашей компании меньше долга. Представляешь? Что там у вас еще есть? Милый домик и пара квартир, которые Давид сдает? Этого почти хватит.
Мне становится нечем дышать. И я снова дергаю в сторону ворот блузки. Как беспомощно и жалко я, должно быть, сейчас выгляжу.
Герман лениво ждет ответа. Опускает взгляд ниже, задерживаясь на моей груди.
- Я передумал, - говорит он. - Месяца недостаточно. Думаю, контракт с тобой мы заключим на полгода.
13. 13
Я долго успокаиваюсь после встречи с бывшим мужем. Меня просто трясет от злости и отчаяния.
Потому что он прав. Я собираюсь продать фирму Давида за его спиной.
Но на другой чаше весов здоровье мужа. Я ходила с ним на прием к кардиологу месяц назад. И прекрасно помню слова врача о том, что сердце Давида вовсе не в порядке. Он не просто так отошел от дел.
Но что я выиграю? Только отсрочу неизбежное. Рано или поздно муж узнает правду.
Но я все равно хочу схватиться за эту отсрочку, как за соломинку. Может, я смогу за это время найти какой-нибудь выход. Или придумаю, что делать дальше. Хотя бы попытаюсь подготовить Давида. Не хочу вываливать на него все сразу. Возможно, если выдавать информацию по частям, он сможет воспринять это спокойнее.
Чувствую себя загнанной в тупик.
Муж столько сделал для меня с дочкой. А я всего лишь должна была позаботиться о его спокойной старости.
Неужели, я и с этим не справлюсь?
Но надежда умирает последней. Какая-то глупая вера в то, что все еще может наладиться, заставляет меня не складывать лапки, а продолжать грести изо всех сил.
Весь вечер кручу в голове ситуацию и так, и эдак. Неужели выхода нет?
Перед сном Даша целует в щеку читающего в кресле Давида, и я подхватываю ее на руки, чтобы уложить в кровать. На ней смешная пижамка с единорогами и пончиками. И сама она похожа на сладкий пончик с сахарной посыпкой.
Ей досталась необычная внешность. Светло - русые волосы, даже светлее чем у Германа. И светло – серые глаза, как у меня. С белой кожей без единой веснушки она кажется какой-то феей или фарфоровой куколкой.
Очень красивой и совершенно нереальной.
- Папа Давид обещал отвезти меня завтра в парк кататься на карусель, - говорит моя малышка, сонно зевая, пока я укрываю ее одеялом.