Она всегда так и говорит «папа Давид».

Потому что я решила прислушаться к психологам и не обманывать дочку, чтобы в более старшем возрасте это не стало для нее шоком. Одного взгляда на нее достаточно, чтобы понять, что Давид ей не родной отец. И рано или поздно она бы сама все поняла. И, возможно, восприняла бы очень болезненно.

Поэтому с тех пор, как она научилась говорить и задавать вопросы, время от времени я подкидываю ей тот факт, что Давид для нее второй отец. А раньше был другой. Но он ушел, потому что не захотел с нами жить. Почему? Потому что не все люди дорожат своей семьей. У некоторых слишком черствое сердце, чтобы любить близких.

- Может, мой дугой папа Кай? – спрашивает Даша.

Я целую ее маленький носик.

- О чем ты, солнышко? – с улыбкой уточняю я.

- В садике мы читали сказку, - объясняет дочка. – Про королеву из снега…

- Снежную королеву – поправляю я, начиная понимать, куда клонит ребенок.

- Тому папе в сердце попала льдинка, и поэтому он нас разлюбил, - делится дочка своей догадкой.

Мне жаль разрушать красивую сказку, но правда нужнее иллюзий.

- Нет, малыш, - говорю я и целую сначала правую, а потом и левую ее щечку. – Никто не заколдовывал того папу, он сам выбрал не любить нас. Это его решение.

- Ла-а-адно, - разочарованно тянет Даша и оставляет эту тему.

Я желаю ей спокойной ночи и ухожу из детской.

Все эти разговоры совсем не доставляют мне удовольствия. Но для ребенка они важны. Психологи советуют говорить правду, учитывая возраст ребенка, конечно.

И я вижу, что Даша нормально воспринимает то, о чем мы ей сообщаем. Значит все правильно. Все на своих местах.

Прежде чем уйти в свою комнату, захожу в гостиную пожелать Давиду спокойной ночи.

- Ты чем-то расстроена? – спрашивает он, откладывая в сторону свою книгу.

Пожимаю плечами.

- Нет, все нормально, - вру я с улыбкой на лице. – Просто устала немного. Ты был прав – нанятый директор плохо справлялся со своей работой. Но ты не волнуйся, все наладится. Я во всем разберусь.

- Перешли мне отчеты, пожалуйста, - просит муж. – Если тебе сложно, я должен помочь. Не такой уж я дряхлый. Смогу подсказать, что делать.

- Хорошо, - соглашаюсь я, заранее зная, что реальных отчетов Давид ни за что не увидит.

Следующую встречу Герман назначает уже в нашем офисе. Или его, если прекращать врать самой себе.

Я рассказываю все Глебу, и тот обрушивает на меня свое осуждение.

- Ладно, Воецкий - сволочь, каких поискать, - выговаривает мне друг. – Ему ты запретила при разводе доказать твою правду. Но Давид чем виноват? Он не заслужил такого обращения!

- Это для его же блага, - спорю я. – Хочешь снова везти его в больницу с инфарктом?

Мы обедаем вместе в ресторане недалеко от офиса, и мне приходится приложить немало усилий, чтобы убедить собственного адвоката в целесообразности своего решения.

- Ладно, - в конце концов соглашается он. - Может, ты и права. Нужно потянуть время, если это возможно. Я попробую нарыть больше информации о сделках, на которых погорел ваш директор. И на подставную фирму Воецкого поищу компромат. Может, это поможет найти выход.

Я прямо выдыхаю, заручившись поддержкой Глеба. Все-таки в одиночку против бывшего мужа мне не выстоять. Помощь не помешает.

Глеб накрывает мою лежащую на столе руку своей и становится немного неловко.

- Я тебя прошу, - говорит друг серьезно, - будь с Воецким осторожна. Не нравится мне, что он хочет с тобой работать.

Киваю и осторожно отодвигаю ладонь, прерывая смущающий меня контакт. А мне-то как не нравится это решение Германа.

Но вариантов лучше у нас пока нет. Так что в назначенный день я еду в офис вместе с Глебом. Воецкий же сам предложил подключить адвокатов. Так что он не должен быть против беседы с Глебом.