– Я соберу, – мерзко-сострадательно выдает Берсеньев, встает на колени и принимается собирать бумажки. – Может, все же чем помочь?

– Не надо, пол грязный, – приседаю рядом с ним, собираю то, до чего дотягиваюсь. – Не надо помощи, все хорошо. Я поставлю зачет, не нужно этого.

Конечно, поставлю. Если что, на меня все равно бы надавили кафедра и деканат. Просто не собиралась говорить ему до самого окончания курса моего предмета. Но он так смотрит… Что пусть лучше идет со своим зачетом подальше.

– Спасибо, Марина… – вскидывает на меня глаза, и я впервые замечаю, что они серо-голубые, – …Николаевна, но я так просто, не за зачет. Просто помочь хочу. Я на колесах, у Олега Викторовича пары отменились, давайте подкину вас до дома.

– Отменились… – почти шепотом произношу я. – Спасибо, я на метро. Не нужно.

– Надеюсь, что болен ваш муж не тем нехорошим вирусом, – все смотрит на меня, отмечает и заплаканные глаза, и бледные, искусанные губы. – Да ну его метро. Для лошков оно.

– Болен? – вскидываю глаза, цепляюсь за проницательный взгляд и снова утыкаюсь в бумажки. – Да, да, болен. Ничего серьезного. Все хорошо, спасибо.

– Это хорошо, – протягивает удивленно. Плохая из меня лгунья. И жена, вероятно, тоже. – Поехали?

Встает, подхватывает мою сумку, не дожидаясь согласия.

– Я не… – потом вспоминаю, что обещала Марусе приехать как можно раньше. В этом ведь нет ничего такого, верно? Я просто спешила к ребенку, поэтому согласилась. – А можно меня к садику? Я дочку заберу.

– Можно, – галантно пропускает меня вперед. – А сад далеко от дома?

– В паре остановок, ничего страшного, – кутаюсь плотнее в вязаную вещь, пытаясь унять свою дрожь, которая возникла сразу, как я поняла, что после сада вернусь домой, в ту самую квартиру. – Мы там дальше сами.

– Раз пары кончились пораньше, могу вас покатать, – тут же предлагает он. – Я все равно обещал бате, что не буду особо бухать эту неделю. Если сорвусь, заблокирует все карточки к хренам.

– Похвальное обещание, – пропускаю его речь сквозь какой-то фильтр. Мне все тревожнее, и я уже жалею, что согласилась, чтобы Берсеньев меня подвез. Меня так колотит, что я сейчас сама похожа или на ковидницу, или на алкоголичку с жуткого похмелья.

– Зато по фану погонял на мотике по торговому центру, но батя осатанел. Ладно, не суть. Побуду вашим личным водителем на сегодня. Пользуйте, Марина.

– Дань, – сама не знаю, чего это я его так назвала. – Я правда поставлю зачет просто так. Не надо.

– Да на хер пошел этот зачет, – ухмыляется он. – Все равно бы батя поагрился и разобрался с этим. Это просто так, по моей доброй воле, так сказать. Я ж не съем вас.

– По доброй воле тем более не надо, – так больно от этой доброй воли. У Олега тоже добрая воля. Всегда ко мне была только… добрая воля, выходит? А теперь и она вышла вся.

– Да ладно вам ломаться, я ж не съемки в немецком фильме предлагаю, – вновь улыбается, заглядывает мне в глаза. – Тупо подвезти. Оки-доки, не хотите меня, давайте такси по точкам вызову.

– Поехали, – говорю я, одергивая себя. Нельзя так на людей бросаться.

Стараясь не смотреть по сторонам, сажусь в его красную спортивную тачку. Салон дико прокуренный, на приборке валяются какие-то упаковки, не знаю, куда деть глаза. Решаю смотреть в окно, но тут натыкаюсь взглядом на белые кружевные трусики, висящие на ручке переключения скоростей.

– Упс, – хватает их и поспешно сует в карман. – Сорян, не успел прибраться.

Перед глазами сразу возникают те, другие трусы, которые нашла вчера на полу в своей семейной квартире. Дыхание перехватывает мгновенно. Всплывшая картинка бросает меня во вчерашний день, словно в омут, из которого не выбраться. Только тонуть.