Зажимаю рот ладонью, чтобы не разреветься в голос.

– Кто ж забирает? – прихлопывает меня холодным, назидательным тоном. – Я просто хочу, чтобы все было как прежде. Веди себя нормально, и Маша вернется, а пока ты не в себе, она побудет у мамы. Как я могу доверить тебе ребенка, когда ты в таком состоянии?

Не выдерживаю и перехожу на самые настоящие мольбы:

– Олеженька, милый мой, ну зачем я тебе? Хочешь, я буду жить с тобой в одной квартире? – на большее я просто не способна. Не представляю, как это, как прежде. За эти сутки забыла все “прежде”. – Хочешь? Или нет? Или хочешь, я найду квартиру, хорошую, правда, Машеньке там будет уютно. Скажи только, чего ты хочешь, и верни мне мою девочку, я умоляю тебя. Хочешь, на коленях к тебе приползу? Хочешь?

Слезы ручьями катятся по щекам, глаза уже печет от соли, а я не могу остановиться.

– На коленях, говоришь? – повышает он голос, раздражаясь. – Это мысль, конечно, как разнообразить нашу интимную жизнь. Но ты, Мара, совсем дура. Я не дам тебе развод, и фиктивный брак мне не нужен. Я уже тебе сказал русским языком, что я хочу, чтобы было как раньше. Жду тебя дома. Пока.

Скидывает звонок, и я просто стою с телефоном у уха, реву и слушаю тишину.

Поехать к Марии Васильевне. Ну она же тоже женщина. Ну не может же она не дать матери ребенка. Боже, что делать? Что делать?!

Бреду куда-то, перед глазами все плывет, как в тумане. Спотыкаюсь, плечом задеваю забор. Мне кажется, я сейчас упаду в обморок. Кажется, сейчас просто… Вижу только узкий тоннель перед собой. Только он в фокусе, остальное все мутное и блестит как вода. Пытаюсь повернуть голову и зрение пропадает почти совсем, к горлу подкатывает тошнота.

Так давно не было мигреней. Я даже Суматриптан из сумочки выложила, черт. Если сейчас же что-то не сделаю с этим, то просто выпаду из жизни на пару дней.

– Марина, подожди, – знакомый голос, и крепкие руки хватают меня за плечи. – Ты чего? И где ребенок?

Пытаюсь разглядеть того, кто, вероятно, не дал мне выпасть на проезжую часть. Вспоминаю, что меня сюда привез мой студент. Точно, Даниил.

– Дань, аптека, – бормочу я, цепляюсь ледяными пальцами за его одежду. – Нужна аптека, или коньяк. Срочно, пожалуйста.

– Коньяк? – насупливает брови. – А вискарь не подойдет?

– Да, да, – мне нужно что-то крепкое и быстро, тогда головная боль не пройдет, конечно, но я смогу видеть и не будет острой колющей мигреневой боли.

– Пойдем, – он осторожно, обвивает мою талию рукой и прижимает к себе. Ведет куда-то. – Идти можешь? Или понести?

– Могу, только покажи куда, – треугольник вокруг губ немеет, плохо. Могу не успеть.

– Ох ты ж блядь, Марина, – в следующий момент я взмываю в воздух и оказываюсь прижатой к его груди. – В тачке есть и вискарь, и сигареты, и… Не важно.

– Сигареты нельзя, хуже будет, – говорю, невидящим взглядом смотрю по сторонам. Главное, чтобы сейчас зрение не начало появляться само, значит, не успела.

– Вот так, – подо мной появляется опора. – Садимся, ножки аккуратно. Молодцом, Марина. Держи, – обжимает мои пальцы вокруг холодного стекла. – Пей, хороший вискарь.

Не благодарю, скажу все позже. В виски сорок градусов, вроде, значит, нужно сделать глотков восемь-десять. Хлебаю, почти не чувствуя обжигающей терпкости и остроты алкоголя. Откидываюсь на сиденье и жду, поставив бутылку прямо на коленку.

– Спасибо, – говорю в пространство и, наконец, чувствую, как сзади по затылку как будто бы под кожей бегут мурашки, а потом зрение постепенно возвращается.

– Лучше? – прикладывает ладонь к моему лбу. – Вроде не горячая. Это что было?