Поменяется ли политика теперь, со сменой начальства, никто предсказать бы не взялся.

Я отвернулась от реки и медленно побрела налево к дороге, разделявшей турбазу и местную достопримечательность — старую усадьбу семьи Платовых, выходцев с берегов Дона, которым мы приходились прямыми потомками.

Оставив позади туристический комплекс и дорогу, я подошла к распахнутым воротам, погладила облупившуюся голубую краску, вздохнула и отправилась дальше.

С прошлого лета тут ничего не изменилось — запущенная подъездная аллея и площадка перед парадным крыльцом. Успевший вылезти тут и там бурьян, обшарпанные стены и колонны, тут и там заколоченные окна.

Но дядя всё ещё надеялся каким-то чудом отыскать деньги на его реконструкцию и открыть дворянское гнездо для посетителей.

О чём и напомнил, когда я вернулась с прогулки и отыскала его в большой обеденной зале административного здания, где он пил свой утренний чай.

Широченные окна в просторном светлом помещении были настежь распахнуты, ветерок колыхал лёгкие занавески. Залу заливал яркий солнечный свет. Я уселась напротив за обеденный стол, и вышедшая со мной поздороваться Елена Степановна — один из старших поваров — принесла мне кружку свежезаваренного кофе и целую тарелку творожных пышек.

Запах от них шёл такой, что невзирая на сумрачное настроение, я едва слюной не подавилась.

Георгий Семёнович с усмешкой следил за моим завтраком.

— Ну ты как? Полегчало?

Говорить с набитым ртом я не могла, поэтому продолжала жевать, но всё же умудрилась сморщить нос и пожать плечами, мол, терпимо.

— Ты своим-то звонила?

Я мотнула головой и вспомнила вчерашнее сообщение от Сергея. Я пока не решила, как буду действовать. Вот просто не хотела сейчас об этом думать. Слишком много всего за раз стряслось.

Дядя пригладил седеющую русую шевелюру и вздохнул:

— Ну, смотри сама. Дело твоё. Я лезть не буду.

— Шпашибо, — я отпила крепчайший кофе из своей кружки. — Я… как только так шражу. Но не шейчаш. Пожже.

— Ага, — дядя снова вздохнул. — А ты, что ли, в усадьбу ходила?

Я кивнула и подавила желание вцепиться зубами в следующую пышку:

— Так, по саду прошлась. Внутрь не входила. Ты видел, с парадного входа уже ступеньки крошатся? И ставня слева у консьержки отваливается. Наверняка кто-то пытался внутрь залезть.

На мои многозначительно приподнятые брови дядя лишь фыркнул:

— Вот только не начинай.

— Зря ты эти мифы о фамильных сокровищах подкармливаешь. Ты же видишь, к чему это приводит? Всякие легковерные начинают в дом лезть.

— Во-первых, это не мифы. Во-вторых, это людей и привлекает, да. От всяких воришек я планирую в этом году охрану нанять. Но вот посмотришь, рано или поздно домом заинтересуется кто-нибудь при деньгах.

— И?

— И мы его восстановим. Договоримся: то ли музей тут организуем, то ли санаторий или пансионат какой. Короче, придумаем.

Упрямства моему родственнику было не занимать — Георгий Семёнович Платов свято верил в свою мечту, а я уже давно бросила всякие попытки его разубедить. Только жалко было видеть, как с каждым годом фамильное наследство ветшало и приходило в упадок — не в пример дядиным планам.

Как-то он и вовсе заявил, что раз уж своих детей завести не сподобился, оставит усадьбу в наследство мне. Только я понятия не имела, что стала бы делать с грудой кирпичей, в которую оно рано или поздно превратится. Даже представить страшно, сколько в него нужно вложить, чтобы исполнить задуманное Георгием Семёновичем.

— Знаешь, я не думаю… — я осеклась на середине, подняв глаза ко входу в обеденную.

Дядя, проследив за моим взглядом, приподнялся со своего места: