Я с трудом поднимаюсь с кровати. Чувствую себя только что родившемся оленёнком…

Надо узнать, почему я здесь.

Но далеко идти не приходится. Уже через несколько мгновений в палату заходит невысокая, крепко сбитая женщина с тёмными плотными как макароны кудрями волос на голове, в белом халате и очках в толстой оправе.

Почему-то сначала она меня пугает. Но затем она улыбается так, как не будешь ожидать от такой женщины, и мне становится немного легче. Я опускаюсь на кровать. Голова кружится.

— Что… случилось?

— Не волнуйся, дорогая, — мягким, но властным голосом произносит она, — всё хорошо. Меня зовут Елизавета Авраамовна. У тебя была большая потеря крови, лучше не вставай, грохнешься в обморок — пострадает ребёнок.

Холодок пробегает по позвоночнику.

— Ре… ребёнок?

Становится трудно дышать. Так бывает от страха. Но я быстро справляюсь с собой.

Она улыбается.

— Ты не знала о беременности? — она качает головой, садится на кровать напротив. Не уверена, что так можно делать. — Из тех, кто не чувствует никаких признаков? Повезло…

— Нет, меня тошнило, это правда. Но я сдавала анализы, и доктор сказал, что никакой беременности нет.

Она хмурится, даже морщится. Вмиг аура вокруг неё сгущается. Я не верю в мистику, но просто чувствую настроение людей глубоко, и называю это как придётся…

Жаль только, что не почувствовала лживую суть моего мужа.

Пропади он пропадом…

— Эти молодые врачи вечно допускают ошибки… А в нашем деле это недопустимо!

Да, мой врач действительно был молодым.

В ответ только поджимаю губы.

Господи, что же мне делать? Я по прежнему хочу малыша, но теперь мне нельзя…

— Ты, наверное, ещё алкоголь пила, не так ли?

Она всматривается в меня пристально.

— Нет, я н-нет…

— Тогда много нервничала? — кивает. — Нельзя же себя так не беречь… Ты могла умереть! Я уже молчу про ребёнка. Не переживай, но слушай внимательно, дорогая, угроза выкидыша очень большая. Знаю некоторых, кто не стал бы оставлять ребёнка, но я не убийца. Жизнь если дана, то… — она причмокивает губами, размазывая естественного оттенка помаду. — Я оставляю тебя на сохранение. Возможно, это затянется, но так будет лучше для малыша.

Я не выдерживаю, снова всхлипываю. Паника. К горлу подступает паника.

Я не смогу уйти от Марата с ребёнком. По крайней мере, прямо сейчас в не слишком хорошем состоянии не вижу реалистичных вариантов. Никто меня не поддержит.

Неужели мне придётся терпеть?

А даже если потом захочу уйти, Марат никогда не даст мне забрать ребёнка.

Возможно, даже сможет запретить нам видеться…

Теперь я боюсь своего мужа. Ещё вчера мне казалось, что уйти легко. Теперь всё усложнилось в разы.

— Вы не понимаете… — шепчу отчаянно. — Я не могу… не могу оставить ребёнка.

Она хмурится и резко поднимается.

— Об этом не может быть и речи, дорогая! Это чудо, что он выжил, ты не в праве решать такое… Ты уже — мать. Ты должна выполнять свои материнские обязанности. И сейчас это — беречь себя. Поняла?

— Но мой муж…

Она воодушевляется:

— У тебя даже муж есть! Уже неплохо. А некоторые под забором рожают — и ничего. Дал бог зайку — даст и лужайку. Давай, выкидывай эти мысли из головы… Отдыхай. Минут через сорок вернусь, дорогая, надо будет заполнить бумаги. Но пока отдыхай. Все мысли матери должны быть только о ребёнке. Это же чудо…

С этими словами она захлопывает дверь.

15. Глава 15

Ильдар

— Могу я увидеть Александру Сулейманову? — спрашиваю я пожилую медсестру за стойкой. — В какой она палате?

Та, как-то странно, можно сказать подозрительно, смотрит на меня, и, прежде чем успевает что-то ответить, я слышу голоса. Один женский взрослый, а второй моего брата. Дверь кабинета врача чуть в стороне приоткрыта.