— Что скажешь, Зинегин? — спрашиваю приглушённым голосом, ставя из себя соблазнительницу, коей никогда не была.

Чувствую, как сильно колотится сердце мужчины и понимаю, что я на верном пути. Я симпатична ему как женщина, пусть мы и развелись. Об этом говорит всё тело мужчины, все его части, которые могут не просто говорить, а кричать о симпатии к женщине.

Прикусываю нижнюю губу, улыбаюсь и двигаю бровями, заигрывая с бывшим мужем, которого убила бы без капли сожаления.

18. Глава 17. Он

Шоколад в ее глазах топится, становится тягучей карамелью…Он затягивает меня в свой омут, как муху в мед, и нет никакой силы противостоять ей…Все внутри плавится, тянется, изгибается. Я точно знаю, что сделать, чтобы доставить ей удовольствие, отчего-то точно знаю, на какие точки нужно нажать, лизнуть, прикусить, чтобы она стонала от удовольствия, и точно знаю, что это и мне доставит невыразимое блаженство. Ибо нет ничего лучшего, чем видеть настоящую отдачу.

Я провожу носом по ее шее и ощущаю, как дрожит жилка под ухом и ощущаю, как ее тело начинает звенеть в предвкушении…

И мне самому остается сделать только одно: дотронуться. Прижать. Сдавить. Погладить.

Полина прикрывает глаза и томно произносит еле слышно:

— Олееег…

И от этого имени меня будто окатывает колодезной водой с головы до пят. Чувствую такое омерзительное чувство, как будто бы меня уличили в воровстве и осмеяли прилюдно.

“Олееег”. Лучшего противовозбудителя и не придумаешь.

Отшатываюсь от девчонки в сторону и замечаю, как в ее глаза мелькает неудовольствие. Она недовольна! Она! Не довольна! А я?!

— Моей лучшей помощью детям станет то, что я заберу их у тебя. От матери, которая не может позаботиться даже о простых вещах, — говорю сипло и кратко.

Глаза Полины наполняются болью, но она сразу же сменяется яростью.

— Я! Только я могу быть лучшей матерью для них! Иного быть не может! — пытается она докричаться до меня. Но все бесполезно. Моя цель ясна, путь четкий и прямой.

— Я буду дома днем, поэтому будь готова к разговору, — прохожу мимо и стреляю глазами в приоткрытую дверь. Вижу, как девчонка осторожно съезжает с кровати и встает на пол. Сует палец в рот и смотрит на меня, улыбаясь.

Я киваю на девчонку Полине.

— И лучше следи за детьми.

— Ты - чудовище! — несется мне в спину. — Настоящее чудовище!

Едва я спускаюсь вниз, сажусь за стол и ожидании своего кофе, звонок.

Серега.

— Кир, — сквозь ужасающий шум улицы, воя машин скорой помощи и криков людей его голос доносится не очень хорошо. — Срочно нужна твоя помощь, собираем комиссию по чрезвычайным происшествиям. Будь на месте срочно.

Он отключается.

Я перевожу ничего не понимающий взгляд на Веру Петровну и вижу, как она стоит, прижав ладонь ко рту и смотрит в телевизор. Прибавляю звук и понимаю, где сейчас находится мой друган из администрации.

В самом средоточье горя и ада на планете земля.

Возле полуразрушенного дома, куда съехались все службы: скорая помощь, пожарные машины, собрались зеваки.

Один подъезд полностью обвалился, два рядом пострадали. Вокруг - глыбы строительного мусора, меловая пыль и страхи ужас в глазах всех, кто может быть. Уже слетелись все генералы от МЧС и следственного комитета, явно начата проверка.

А пока…расчищаются завалы, идет поиск людей под плитами перекрытий между этажами старой пятиэтажки.

Здесь произошел взрыв бытового газа…

Я быстро вскакиваю со стула, хватаю сотовый телефон, ключи от машины и жму на газ.

Понимаю, что припарковаться у места происшествия сложно, оставляю тачку на параллельной улице, иду пешком.

Все словно с ума сошли, город сейчас похож на кадры фильма про зомби.