— Как себя чувствуешь? — буркает себе под нос мужчина.

Я лежу на кровати после осмотра врача. Он сообщил, что ничего серьёзного не заметил, и мне неплохо поехать на снимок, если боли не прекратятся или появится отёк. Вот только болей почти нет, мне приходилось наигранно стонать и жаловаться на каждое его прикосновение, чем я ввела мужчину «без белого халата» в заблуждение. Мне даже показалось, что он раскусил мой обман, однако не стал говорить об этом вслух.

— А как я могу чувствовать себя с вывернутой рукой? Никогда не думала, что ты превратишься в такое чудовище. Бабы, с которыми ты изменял мне, сделали тебя увереннее? Правда, Зинегин? Не знаю, как ты добился всего того, что у тебя есть, но я не стану плясать под твою дудочку. Посмеешь отнять у меня детей — сядешь.

На лице бывшего мужа появляется злой оскал. Он посмеивается, словно играет со мной в кошки-мышки. Мне досталась не самая приятная роль в этом спектакле.

В дверь стучат.

— Открыто! — рявкает Зинегин.

— Кир…

— Вера Петровна, — резко перебивает испуганную женщину мой бывший муж. — Какого дьявола вы оставили детей в одиночестве?

— Я посадила их в манеж и прибежала сюда. Малыши не успокаиваются, зовут маму. Я уже все способы перепробовала. У девочки, кажется, поднимается температура.

Я подскакиваю с кровати и лечу к приоткрытой двери. Забываю о том, что должна разыгрывать больную и страдающую женщину, протискиваюсь мимо няньки и бегу к детям. Сердце разрывается на части от мысли, что малыши плачут. У Тони и без того была температура утром. Она может наплакать куда более высокую.

Спешно спускаюсь вниз, забегаю в гостиную и тут же хватаю на руки плачущую дочь. Толик тоже тянет ко мне ручки, а я покрываю поцелуями пухлые щёчки своей малышки, а затем целую сына и пытаюсь обнять и его тоже.

— Вижу с рукой у тебя уже всё в порядке! — сквозь зубы цедит Зинегин.

Я вздрагиваю и медленно оборачиваюсь в его сторону. Со злостью смотрю на человека из своего прошлого и не узнаю его. Кажется, что передо мной совершенно чужой мне мужчина. Я словно никогда не была знакома с ним. С ужасом смотрю на бывшего мужа, а он глядит на меня с вызовом.

— Я не позволю тебе отнять моих детей! — загораживаю малышей, отворачиваю Тонечку от монстра, прижимая её к своему плечу.

— Я передумал. Ты останешься в этом доме, пока дети не привыкнут к нему. После того, как они начнут называть меня отцом, ты свалишь отсюда, сверкая пятками, — холодным расчётливым тоном говорит бывший муж.

Откуда у него появилось столько уверенности в себе? Почему он считает себя царём вселенной? Хочется наброситься на него и выцарапать ему глаза, но я держусь.

— Не думай, что таким образом заставишь меня поменять решение. Ты держишь нас в плену. За это тебе придётся ответить перед законом. Меня будут искать. И найдут. Будь уверенным в этом. Ты сядешь, и никакие деньги не помогут тебе сбежать от расправы.

— Тот додик, который прискакал с продуктами, чтобы закрыть глаза органам опеки? Не переживай, я наведу на него справки и найду, за что его можно потопить. Признай уже, что у тебя нет защиты, нет сильного мужского плеча, на которое можно будет опереться. Ты одна. Совсем одна. Тебе нужен такой мужчина, как я, но… Таких больше нет.

— Но у меня есть то, чего нет у тебя! — заявляю я, продолжая смотреть в ненавистные глаза, которые пытаются расплавить меня. — Я люблю своих детей, и эта любовь сделает меня сильнее. А они любят меня. Не тебя, недоделанного папашу, а меня.

Зинегин покачивает головой, словно крутит пальцем у виска.

Ему плевать на мои слова, на попытки огрызнуться.