Звонок разрывался, будто точно знал, что его слышат. Какого черта? Сколько времени? Мне сегодня на сутки? Я опоздал? Сергей медленно сел, опустив ноги на пол. Пушистая игрушка Цезаря запищала под пяткой. Свет бил в глаза, в голове медленно рассеивался туман. Что за бестактная настойчивость? Кто это может быть?

За дверью оказался толстый неприятный тип с гладкой лоснящейся лысиной. Он суетливыми глазками прощупал Сергея сверху вниз и сказал:

– Здравствуйте. Я могу увидеть Розу Викентьевну?

– Нет, не можете. Она умерла. А что вы хотели? – спросил Сергей.

Повисла растерянная пауза. Толстый прижал к себе потертый портфель, облизнул пухлые губки и поинтересовался:

– А вы? Вы кем ей приходитесь?

– Я ее сын. А что, собственно, произошло? – стал раздражаться Изотов.

– Если вы не возражаете, я бы хотел с вами переговорить… Вы разрешите пройти? – не сдавался толстый.

Сергей пригласил гостя в комнату и только сейчас понял, что он в одних трусах, а в квартире царит беспорядок и гостю некуда даже присесть. Изотов быстро сгреб в охапку разбросанную одежду, подушки, плед, все что смог унести и хоть как-то освободить пространство.

– Извините, я после ночного дежурства, не ждал никого, – смутился он, – располагайтесь.

Когда Сергей вернулся, толстый сидел на краю стула, обнимал портфель и внимательно разглядывал корешки книг на полках. Несуразный, будто собранный из несочетаемых деталей. Помятый костюм был ему тесноват, пиджак застегнут на все пуговицы и оттопыривался в складках на животе. Брюки явно коротковаты и, возможно, даже не от этого костюма. Все свое напряжение гость перенес на старый облезлый портфель.

Незнакомец водрузил на нос тяжелые очки в роговой оправе, слишком старомодные для его возраста, и начал:

– Меня зовут Леонид Маркович. Я работаю в Музее этнографии. Роза Викентьевна сотрудничала с нами, мы ей многим обязаны… Как жаль… мои соболезнования…

Сергей знал, что мама передавала музею какие-то привезенные из экспедиций артефакты, национальную одежду, украшения, проводила лекции. Он даже помнил директора музея, приходившего на похороны, молчаливого, интеллигентного, в строгом костюме высокого мужчину.

Но этот толстый, с капельками пота на блестящем лбу, звучал совсем неубедительно. Изотов молчал и ждал. Он стоял, оперевшись спиной на косяк двери, сложив руки на груди, и наблюдал.

Гость, почувствовав неловкость, стал витиевато рассказывать о вкладе маминых работ в науку, о плодотворном сотрудничестве. И тут Изотов воскликнул:

– А как поживает Иван Иваныч? Большой привет ему!

– Иван Иваныч?… – толстый растерялся. – Д-да-да… – стал заикаться он, – отлично поживает… Спасибо…

– Ой, я, кажется, ошибся. Как же.. Иван Петрович! Ваш начальник, директор музея, – демонстративно исправился Сергей.

– Ах, ну да, конечно! Как же! Иван Петрович! А я и не понял сразу… – гость деланно засмеялся. Он одной рукой отпустил свой портфель, достал из заднего кармана носовой платок, снял очки и вытер капельки пота со лба.

– Так что вы хотели, Леонид Маркович? – взял инициативу Сергей.

– Видите ли… Роза Викентьевна участвовала в экспедициях, встречалась носителями культуры народов Севера. Ею было собрано огромное количество интересного материала, – он сделал паузу и отвел глаза. – М-м-м… Нам было бы невероятно жаль, если все это будет утеряно. Я бы хотел попросить вас передать нам ее архив, – толстый закашлял в пухлый кулачок. – А возможно… продать…

– Архив? – удивился Сергей, – мама все передала музею. – Дома ничего не хранится. Если и были какие-то материалы, то не так много. И мама публиковалась. Все, что она могла, она уже передала. В своих статьях, в лекциях. Я не понимаю о чем вы говорите.