– Поступила бы.
– Нет, не поступила бы.
– Вызовем сценариста? По-моему, он сейчас в Париже.
– Прячется?
– Трахает девок!
Бёрк произнес это с безупречной дикцией, и в его лисьих глазках на похожем на тесто лице блеснул лукавый огонек. Выпущенная же им реплика взмыла ввысь, к готическим шпилям. Крис повисла на его плечах. Ноги подкашивались от смеха.
– О Бёрк, ты просто невозможен, черт побери!
– Да, – согласился он, словно цезарь, скромно подтверждающий, что трижды отказался от короны. – Ну так что, теперь мы поладим?
Крис его не слышала. Мысли ее были заняты другим. Интересно, кто-то услышал непристойность? Она тайком бросила взгляд на иезуита лет сорока, стоявшего в толпе зевак. Смуглый, с грубыми чертами лица. Похож на боксера. В глазах что-то печальное, даже страдальческое и вместе с тем теплое и ободряющее. Встретившись с ней взглядом, он еле заметно кивнул. Он услышал. Затем посмотрел на часы и отошел.
– Так я спрашиваю – мы поладим?
Крис обернулась, думая о своем.
– Да, конечно, Бёрк. Будем работать.
– Слава богу.
– Нет, погоди!
– О господи!
Она пожаловалась на концовку сцены. Ей казалось, что кульминацией была ее реплика, а вовсе не то, что она сразу после нее выбегает в дверь.
– Это ничего не добавляет, – пояснила Крис. – Это глупо.
– Да, киска, все правильно, – искренне согласился Бёрк. – Но вот монтажер настаивает, чтобы мы это сняли, – продолжил он. – Так что будем снимать. Ты понимаешь?
– Нет. Не понимаю.
– Конечно, ты не понимаешь, дорогая, потому что ты абсолютно права. Это чушь собачья. Просто поскольку следующий эпизод… – Деннингс хихикнул. – Поскольку эпизод начинается с того, как Джед входит в дверь, монтажер уверен в номинации, если предыдущий эпизод закончится тем, что ты в эту дверь выйдешь.
– Шутишь?
– Согласен, киска. Это просто гребаный позор. Поэтому давай, так и быть, его снимем, и потом, во время окончательного монтажа, я втихаря его вырежу. Думаю, это будет лакомый кусочек.
Крис рассмеялась. И согласилась. Бёрк посмотрел на монтажера. Тот слыл вспыльчивым эгоистом, склонным к долгим, отнимающим массу времени спорам. Монтажер был занят разговором с кинооператором. Режиссер облегченно вздохнул.
Ожидая на лужайке перед ступеньками, пока нагревалась осветительная аппаратура, Крис наблюдала за Деннингсом: тот с руганью набросился на одного из рабочих сцены, после чего просиял от удовольствия. Похоже, он наслаждался своей эксцентричностью. Но Крис знала: в какой-то момент попойки он мог внезапно вспылить, и, если такое случалось в три или четыре часа утра, чаще всего звонил сильным мира сего и злобно оскорблял их из-за не сто́ящих и выеденного яйца поводов.
Крис вспомнился директор студии, чье прегрешение состояло лишь в том, что на просмотре он беззлобно заметил, что, дескать, у Деннингса слегка потрепаны манжеты рубашки. В отместку тот разбудил его в три часа утра и обозвал «гребаным хамом», добавив, что его отец, основатель студии, «был явный психопат» и во время съемок фильма «Волшебник страны Оз» постоянно «лапал Джуди Гарленд». Затем, на следующий день, он притворился, будто ничего не помнит, хотя и светился удовольствием, когда те, кого он оскорбил, в мельчайших подробностях описывали ему, что он натворил.
Хотя, если было нужно, он помнил. Крис с улыбкой покачала головой, вспомнив, как Деннингс, напившись джина, крушил в ярости свои апартаменты на киностудии, как позднее, когда его припер к стенке глава кинопроизводства с подробным счетом и полароидными снимками устроенного им разгрома, Бёрк насмешливо отверг эти обвинения как «явную фальшивку», заявив, что «ущерб был гораздо, гораздо большим!». Крис не верила, что Бёрк алкоголик или запойный пьяница. Скорее он пил и буйствовал, потому что этого от него ожидали. Он должен был соответствовать стандартам легенды. Своего рода бессмертие, подумала она.