– Иноуэ-сан, а ты изучаешь кэндзюцу?

Она резко остановилась и посмотрела на него, серые глаза, казалось, видели его насквозь, так что руки вспотели под ручкой ведра.

– Зачем тебе? – прямой вопрос, как взмах катаны.

Мицуо удивился такой реакции, ведь он просто спросил, но попал на допрос. Пришлось срочно искать оправдание, но получилось выдавить из себя:

– Ну, как бы… Так написано в вашем профиле, Иноуэ-сан.

«Поздравляю! Теперь она знает, что ты заходил в ее профиль», – издевалось подсознание, и Мицуо не знал куда себя деть, щеки горели от позора.

Легкий ветер не мог остудить возбужденное тело, как и унести сумбур мыслей, что метались в уголках сознания. Мицуо пытался найти тему для разговора, но воображение взяло неожиданный отгул. Иноуэ молча пошла дальше, а затем внезапно заговорила:

– Не стоит лезть в чужие дела, Фукада-сан.

Мицуо проглотил слова, которые хотел сказать. Ему ясно дали понять, что он перешел черту, хотя ничего такого не сделал. Все же Иноуэ и Ёсимура странно себя вели.

Вдалеке показалось здание с хозяйственными постройками. Внутри их встретил узкий коридор с безликими дверями, в конце горел свет. Туда и пошли Мицуо с Иноуэ. За дверью сидела завхоз в темно-коричневом комбинезоне, больше подходящим садовнику. Женщина склонила голову над журналом на столе.

– Извините, мы принесли инвентарь, – позвал ее Мицуо.

Завхоз подняла голову, ярко-голубые глаза внимательно их изучали, морщинки прорезали широкий лоб и собрались в складки возле губ. Женщина улыбнулась, от нее веяло теплом, словно от уютного котацу[52], за которым собиралась семья в Рождество.

– Поставьте сюда, ребятки! – Она показала в дальний угол, где уже стояли другие ведра и швабры.

Мицуо забрал у Иноуэ ведро и отнес его к остальному инвентарю. Ему не хотелось встречаться с девушкой взглядом, хотелось вообще забыть все нелепости, что он наговорил. И почему он не мог молча дойти?

Когда Мицуо вернулся, то Иноуэ уже ушла. Завхоз отметила что-то в журнале:

– Берегите вашего куратора, ребятки.

Мицуо не понял, отчего женщина переживала за Оцуку, он ведь даже им не помогал, а только ворчал. Однако спорить с завхозом не стал, а лишь попрощался и вышел из здания.

Возле мужского общежития стоял брат Кодзи. Сердце Мицуо пропустило удар. Холодок пробежался по спине и ухнул вниз живота, его сразу скрутило: жди беды. Брат сразу его заметил и подошел к нему, а затем смерил взглядом.

– Где тебя носило, Мицуо? – Коджи сложил руки на груди, серо-голубые глаза следили за ним.

Мицуо засунул руки в карман спортивной куртки и ответил уверенным голосом:

– Встречался с друзьями.

Брат удивленно поднял бровь и усмехнулся:

– Наверное, уже слышал, что к нам приезжают тетушки с Хоккайдо, и хотел сбежать из дома? Не выйдет, они хотят тебя видеть.

Мицуо простонал, теперь не получится писать в общежитии, мама не даст пропустить семейный ужин. Придется найти время между уроками и усиленными тренировками. Тренер обещал увеличить нагрузку, чтобы клуб подготовился к районным соревнованиям Нэрима. Команда рассчитывает на Мицуо.

Кэйтаси шел мимо додзё, полагаясь лишь на внутренние ощущения. Толчки то увеличивались, то затухали, в сознании переплетались таинственные голоса, они то смеялись над неизвестным учеником, то просили его спасти. Кэйтаси прошел мимо додзё тхэквондо, свернул к хозяйственным постройкам и услышал уже человеческие голоса. Он притаился за мусорными баками и разглядел около строительных лесов группу учеников: одни в спортивных костюмах с гербом академии Ёсано, другие в джинсах и нелепых футболках – они явно кого-то обступили. Среди них выделялся высокий юноша в черной футболке и красных джинсах, с короткой черной стрижкой под ежик. Он пнул неизвестного, и тот вскрикнул. Когда главарь отошел, Кэйтаси увидел жертву. Ученик выглядел неважно: белоснежная футболка в грязных разводах, на губе застыла кровь, взлохмаченные светлые волосы и прилипли ко лбу.