Розали и Тиффани пожимают плечами.

– Не знаю, – ответила Тиффани. – Никогда не задумывалась об этом. Но полагаю, это возможно.

Мне охватывает дрожь. Что же это за твари? Неужели кто-то из них может жить вечно?!

– Я хочу показать тебе его воспоминания, – говорит Розали. – Тогда ты всё увидишь собственными глазами. Мы не обманываем тебя. Террористической войны никогда не было.

Во мне закипает дикая ярость. Я хочу наорать на них, сопротивляться наглой клевете, но этот порыв подавляют воспоминания о том, что происходило в центре тестирования. Подозрительный голод охватывает меня, и я, словно не в себе, отвечаю «да».

Яростная сила взяла надо мной верх – точно так же, как в день теста. Никаких сомнений. Единственное отличие – это напор. Теперь сила приглушённая и пузырящаяся. Не могу лучше объяснить.

Мой взгляд задерживается на Эштоне, и я склоняю голову набок, уставившись на него пронзительным волчьим взглядом. Есть что-то в этом парне, что заставляет меня насторожиться. На мгновение ехидство на его лице сменяется тревогой. У него трясутся руки, и мне вспоминается напуганный мальчишка в комнате ожидания. Неужели Эштон тоже боится меня?

Но голод исчезает так же стремительно, как и появился, и вместе с этим возвращаются мои чувства. Неужели я только что сказала «да»?

– Отлично. – Розали сплетает пальцы, а потом разводит руки в стороны. – Я покажу тебе коллаж из его воспоминаний. Ты увидишь осколки и обрывки – всё будет более разрозненно, чем в твоём случае. Твоё воспоминание было совсем свежим.

Прежде чем я успеваю возразить, Розали выбрасывает руки вперёд, и из её пальцев вылетают десятки образов. Жуткий холод возвращается, и вместе с ним – дикое отчаяние. Туман приобретает очертания, и мы видим чью-то гостиную. В центре комнаты – темноволосая женщина средних лет и хрупкий мальчишка с огромными глазами, примерно моего возраста. Они затравленно озираются, и я не могу оторвать глаз от разворачивающейся сцены.

«Нам нужно спешить, – с отчаянием в голосе говорит женщина, и даже сквозь дымку проступает неестественная бледность её лица. – Джейкоб, собирайся быстрее. Нам нужно уходить. Сейчас же».

«Мама, что происходит? Почему мы собираем вещи?»

Женщина мечется по комнате, бросая вещи в спортивную сумку, и что-то бормочет себе под нос.

«Мам?»

«Джейкоб, собери свои вещи. Поторопись».

Он подчиняется, поспешно идёт в дальний угол комнаты, хватает рюкзак и запихивает туда свитер и пару туфель.

«Мама, что происходит? Поговори со мной».

«Ты же знаешь про наши способности? – говорит она, продолжая суетиться. – Про то, что мы умеем».

«Ну конечно, и что с того?» – удивляется Джейкоб, помогая матери уложить странной формы покрывало в продолговатую сумку.

Она хватает несколько пар вязаных носков и засовывает их в рюкзак Джейкоба.

«Нам нужно спрятаться».

«Спрятаться? Но… почему?» – На призрачном лице почти наивное любопытство. У него такие же голубые глаза, как у его матери. Его улыбка искажается.

«Многим непонятны наши силы. Они боятся нас».

«Кто нас боится? – Джейкоб вскидывает бровь. – Почему?»

«Потому, – отвечает мать, опрометью кидаясь на кухню и один за другим распахивая шкафчики, с оглушительным грохотом хлопая дверцами. Она упаковывает в большую сумку несколько серебряных коробочек. – Они уверены, что своими способностями мы причиним людям вред».

«Но это же неправда», – хмурится мальчик.

«Знаю, но именно поэтому нам придётся спрятаться».

«А почему нам просто не поговорить с ними? Давай мы покажем им, на что…»

«Нет. Они даже слушать нас не станут. – Миссис Ганистон прекращает поспешные сборы и смотрит прямо сыну в лицо. – Джейкоб, тебе нужно кое-что уяснить. Эти люди убьют нас, если найдут. Ты слышишь меня? Они убьют нас. Скажи, что ты всё понял».