Вскинулись вверх дула автоматов, ахнула моя мать – и именно в эту секунду появившаяся Тиффани схватила меня и исчезла, как по щелчку.

Воспоминание расширяется, оттесняя меня.

Автоматы палят, разрывая в клочки серебристо-чёрный туман.

Ахнув, я закрываюсь рукой от града осколков, но туман исчезает, втягиваясь в ладони Розали. Воспоминание исчезло, и комната снова пуста.

Никто не произнёс ни слова. Меня колотит такая сильная дрожь, что не держат ноги. Они палили по мне? Почему?! Почему они стреляли в меня?! Это какая-то ошибка. Я трясу головой. Этого не может быть. Просто не может быть.

– Прости, что пришлось показать это, – говорит Розали, опустив голову. – Но теперь ты знаешь, что я могу показывать правду.

В голове невероятный сумбур. Воспоминание не настоящее. Розали изменила его. Такого не было – это даже не моё воспоминание. Они не стали бы стрелять по мне, потому что меня там уже не было: Тиффани унесла меня. Того, как по мне стреляли, я не видела.

– Я могу показать тебе, что на самом случилось сто лет назад, – говорит Розали. – Тебе же нужны доказательства? Что ж, ты можешь увидеть всё собственными глазами. Я могу показать тебе, как всё было на самом деле.

– И как же?

Вопрос вырывается у меня так быстро, что я не успеваю опомниться. Они пробудили во мне любопытство. Я хочу увидеть ещё. Они ничего не доказали, но чернильная сцена, вырвавшаяся из пальцев Розали, отпечаталась в моей памяти. Военные в моём жилище, ошарашенное лицо матери, внезапное появление Тиффани – всё это было. Кроме финала. Они не могли стрелять в меня.

– Ты всё подстроила, – говорю я, опираясь на бетон.

– Что подстроила? – не понимает Розали.

– Ты изменила воспоминание, – уверенно говорю я. – Они не стреляли в меня.

Она медлит, потом качает головой:

– Мне такое не под силу.

– Типичный представитель общества, – рычит Эштон и нервно приглаживает сальные светлые волосы. – Машина с промытыми мозгами. Я же говорил, что это не сработает. Если она собственным воспоминаниям не верит, что говорить о чьих-то ещё?

– Эштон, – осадила его Тиффани.

– Что? – огрызается он. – Сама знаешь, что я прав. Она здесь уже неделю. На всё потребуется гораздо больше времени. Я уже говорил, что мы зря теряем время. Может, теперь пойдём отсюда?

– Нет, – отвечает Тиффани.

Парень вскидывает руки:

– Да ладно тебе.

– Нет, Эштон, – говорит Розали. Она смотрит прямо на него, но потом переводит взгляд на меня. – Мне такое не под силу. Моя способность не позволяет мне подтасовывать воспоминания.

– Но я была там не до конца, – возражаю я и указываю на Тиффани. – Она забрала нас прежде, чем что-то произошло – так как они могли стрелять?

Розали и Тиффани переглянулись.

– Это остаточная память, – говорит Розали. – Я могу увидеть, что происходило за пару мгновений до и после того, как человек это пережил.

– Как убедительно, – усмехаюсь я.

Она вздыхает:

– Я могу показать тебе другое твоё воспоминание, если ты…

– Нет, – ответила я громче, чем хотела. – Я… как… как ты можешь показать мне то, что произошло сто лет назад? – И тут же жалею, что задала этот вопрос. От этих воспоминаний становится дурно, и я больше не хочу испытывать подобное. Хватит с меня.

– Среди нас живёт один человек, – говорит Розали. – Его зовут Джейкоб Ганистон. Ему сто семнадцать лет. Он прошёл через всё это, и я видела его воспоминания.

– Что?! – вскрикиваю я и тру ладонью нос. – Как это?

– Он способен к самоисцелению, – поясняет Тиффани, отвечая на мой скептический взгляд.

– То есть он не может умереть? – уточнила я. – И будет жить вечно?

Что я делаю?! Я не должна интересоваться всем этим. Я разговариваю с прокажёнными. Они похитили меня. Они убийцы. Лжецы. Они не заслуживают, чтобы их слушали.