Эти объяснения Л. подтверждены начальником Центральной лаборатории М., который удостоверяет, что в конце февраля 1942 года Л. обращалась к нему с просьбой разрешить ей получить немного технического спирта для лечения ее матери. Он обещал ей получить разрешение на вынос спирта от дирекции завода»[127].

Отсутствие цели ограбления является решающим и в указаниях Верховного Суда СССР, относящихся к 1955 г.[128], в определении которого указано: «Оценка обстановки и нетрезвого состояния Р. в момент совершения преступления, а также добытых по делу доказательств, в которых нет никаких данных, свидетельствующих о наличии у Р. умысла на ограбление, приводит к выводу, что нападение Р. было совершено из хулиганских побуждений, а не с целью ограбления».

Отсутствие цели обращения чужой вещи в свою собственность нередко является гранью, отделяющей хищение от злоупотребления властью. Так, и по делу, в котором отсутствовала цель обращения взятого имущества в свою собственность, Верховный Суд СССР нашел: «П. осужден за то, что он, работая заведующим мельницей № 1 Рязанского мельуправления, злоупотребляя своим служебным положением, отпустил за ремонт одной мельничной детали в виде компенсации 10 кг муки. Виновность осужденного материалами дела, показаниями свидетелей установлена, однако суд неправильно квалифицировал действия осужденного по п. “г” ст. 162 УК РСФСР как хищение муки: преступление П. надлежало квалифицировать по ст. 109 УК РСФСР как злоупотребление»[129].

В некоторых случаях отсутствие цели использования чужой вещи как своей собственности образует грань, отделяющую хищение от самоуправства.

Так, в определении по делу Л-ва и Л-вой от 25 ноября 1942 г. Верховный Суд СССР указал:

«Л-в Борис и его жена Л-ва Ефросинья признаны виновными в том, что они днем на улице отобрали у гр-ки К. три пуда муки и унесли в свой дом, при этом Л-в нанес побои К.

Материалами дела установлено, что Л-вы не имели умысла похитить у К. муку, а считали, что эта мука принадлежит им. Таким образом, они самоуправно осуществляли свои права, вытекающие из их взаимоотношений с К., и Л-в при этом нанес побои потерпевшей К., о чем последняя подала заявление в органы расследования.

Эти действия Л-ва Бориса надлежало квалифицировать по ст. 90 и по ч. 1 ст. 146 УК РСФСР, а Л-вой Ефросиньи – по ст. 90 УК РСФСР»[130].

Установление цели (мотива) преступления порой приобретает решающее по делу значение: недоказанность мотива преступления ведет к недоказанности самого факта совершения преступления. Весьма в этом отношении показательно определение Судебной коллегии Верховного Суда СССР от 19 февраля 1955 г. по делу М. Судебная коллегия указала:

«Согласно обвинительному заключению М. вменялось в вину, что он, растратив 20 643 руб. и зная о том, что это известно бухгалтеру У., убил его в целях сокрытия хищения, поэтому помимо ст. 136 УК РСФСР, М. было предъявлено обвинение и по ст. 2 Указа от 4 июня 1947 г. “Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества”».

Предъявленное М. обвинение в хищении суд признал недоказанным и по ст. 2 названного Указа М. оправдал.

Таким образом, выдвинутая предварительным следствием версия о том, что М. убил У. в целях сокрытия растраты, в ходе судебного следствия не подтвердилась.

Между тем суд ссылается на показания вдовы У. о том, что у ее мужа имелись документы, свидетельствующие о растрате, совершенной М., на почве чего и был убит У. В данном случае суд в противоречии со своими же собственными доводами сослался на это заявление вдовы У., так как сам суд отверг обвинение М. в хищении.