Указ от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личной собственности граждан» определяет кражу как «тайное или открытое похищение личного имущества граждан». При этом о цели как элементе хищения закон не упоминает. И, тем не менее, определенная цель – цель распорядиться похищенной вещью как своей собственностью – является необходимым элементом состава кражи. Такова и только такова мысль закона. Так, если двое приятелей, шутя, тайно взяли золотые часы их общего друга, имея в виду часы эти через день вернуть (то есть без цели использования часов как своих собственных), то в их действиях нет состава хищения, хотя как будто имеется «тайное похищение чужого имущества». Следовательно, не всякое тайное изъятие чужой вещи есть ее похищение.
Такова и судебная практика, четко и твердо проводимая Верховным Судом СССР. Так, определение Уголовно-судебной коллегии от 27 декабря 1940 г. указывает: «Ч. по приговору признан виновным в том, что 13 сентября 1940 г. в пьяном виде похитил из ларька три кружки с пивом. Из дела видно, что Ч., будучи пьяным, зайдя в ларек и выпив там несколько кружек пива, решил три кружки взять с собой. Ч. на предварительном следствии и на суде доказал, что кружки он взял потому, что хотел пиво отнести домой и перелить в свою посуду. Заведующий пивным ларьком М. показал, что Ч. он знает как аккуратного человека и не предполагает, чтобы тот взял кружки с пивом с целью хищения».
При таких обстоятельствах нельзя признать правильным осуждение Ч., поскольку не установлено, что в данном случае была кража[125].
В другом определении, от 4 августа 1945 г. по делу П., Верховный Суд СССР указал: «В ночь на 29 августа 1944 г. П. позвал О. пойти с ним на ток и взять у спящего сторожа один мешок ржи для того, чтобы проверить бдительность сторожа и бригадира. Забрав один мешок ржи, они унесли его по направлению к деревне, но, когда по пути их окликнул незнакомый человек, они тут же спрятали мешок в огороде и разошлись.
Как показывает осужденная О., П. не предлагал ей поделить с ним унесенную рожь, а часть этой ржи она присвоила себе без его ведома. П. же предлагал О. либо забрать унесенный с тока мешок ржи к себе домой, либо положить в таком месте, чтобы его могли обнаружить колхозники. Как отмечается в отзывах правления колхоза о П., он добросовестный работник колхоза и, будучи объездчиком полей, он и ранее практиковал инсценировки хищения для проверки сторожей. Изложенные обстоятельства дела не дают оснований утверждать, что И. намерен был похитить унесенный с тока мешок ржи»[126].
Отсутствие цели распорядиться взятым имуществом как своей собственностью и, следовательно, отсутствие состава хищения Верховный Суд СССР нашел и в том случае, когда изъятие чужого имущества имело место в надежде получить разрешение законного владельца этого имущества. Так, в определении от 26 сентября 1942 г. по делу Л. Верховный Суд определил: «Л. признана виновной в том, что, работая на заводе, она совершила 1 марта 1941 г. мелкую кражу на производстве, взяв из лаборатории 90 г спирта-сырца, который у нее был обнаружен в проходной будке. Из показаний Л. видно, что спирт-сырец поступил в ее ведение как заведующей хозяйством лаборатории, и этот материал был на ее подотчете. Как объяснила Л., при проверке 70 кг поступившего спирта она обнаружила 100 г лишних, которые предназначались для покрытия потерь при разливе. Из этих 100 г спирта она решила взять 75 г для своей матери, страдающей ревматизмом и нуждающейся в нем как лечебном средстве для натираний.