Помню, как мы сидели на лавочке у моего подъезда и гадали о его судьбе. Была весна, воробьи звонко чирикали и купались в лужах, мы заканчивали школу и верили, что Яшка прожил счастливую по хомячьим меркам жизнь и не держал на нас обиды.
А конфеты Владик больше не ест, совсем-совсем.
Татьяна Чернышева
В ПЕСОЧНИЦЕ
Арнольд Петрович Бабаянц проснулся от громкой музыки и хохота, доносившихся со двора. Было три часа ночи. Его половина Роза Витальевна мирно посапывала рядом. «Вот же толстокожая, хоть из пушек стреляй – ничего не услышит», – с завистью подумал Бабаянц, и попытался заснуть. Но новый взрыв хохота буквально подкинул его с постели.
Арнольд Петрович посмотрел вниз со своего пятого этажа. Там, в детской песочнице, в лунном свете он разглядел компанию веселящейся молодежи.
Дрожащий от негодования Арнольд Петрович набрал «ноль два»:
– Але, милиция? У нас тут во дворе подростки шумят, спать не дают! Примите, пожалуйста, меры!
– Подумаешь, подростки! – едко сказал дежурный на том конце провода. – У нас некому выехать на такую чепуху. Сами их разгоните!
– Я? Сам? – поразился Арнольд Петрович. – А если они меня отколотят?
– Вот тогда и приедем.
Компания внизу между тем продолжала бузотерить. Арнольд Петрович пошел в зал искать валокордин. И вспомнил, что у него припрятана початая бутылочка коньячка. «Выпить, что ли, вместо снотворного?» – неуверенно подумал Бабаянц. И воровато оглянувшись, махнул стопочку, еще одну. Ощущая накатившую бесшабашность, сказал себе:
– А что, вот пойду и сам прогоню этих засранцев!
И как был – в пижаме и шлепанцах, потопал вниз.
Их было пятеро – двое парней лет восемнадцати-двадцати и с ними три девицы, с дерзко красивыми юными мордашками, длиннющими ногами, обтянутыми соблазнительно блестящими колготками.
В центре песочницы стояла сумка, из которой торчали горлышки пивных бутылок, а музыка неслась то ли из плеера, то ли из магнитофона.
– Что, молодежь, не спится? – почти грозно спросил Арнольд Петрович.
– Ой, не спится! – хором ответила молодежь. – Да и вам, похоже, тоже не до сна?
– Как же, заснешь тут с вами, – миролюбиво проворчал Арнольд Петрович, косясь на гладкие ноги ближайшей девицы.
– А вы присаживайтесь, – подвинулась девица и похлопала по бортику песочницы узенькой ладошкой. – Может, пивка?
– Ну, пивка так пивка… Фу, теплое!
Теплое пиво легло поверх накануне выпитого коньяка, вступило с ним в сотрудничество и сотворило настоящее чудо: Арнольд Петрович из незаметного мужчины предпенсионного возраста превратился в какого-то неприлично резвого живчика Арни – как он попросил называть себя при знакомстве.
Этот самый Арни не на шутку разошелся и начал хохмить, травить недвусмысленные анекдоты, плотоядно поглядывая на глупо и поощрительно хихикающую юную соседку Танечку.
«А ведь она на меня, того, определенно запала! – самоуверенно подумал распалившийся Арнольд Петрович. – Еще чуть-чуть, и ее, тепленькую, можно вести домой».
– У меня дома коньячок есть, – жарко шепнул Бабаянц в маленькое ушко Танечки. – И фрукты там, шоколадки. Пойдем?
– Слышь, дедушка, а бабушки у тебя дома нет? – лукаво прошептала ему в ответ Танечка. «О, черт, как же это я забыл про Розу-то? – шлепнул себя по лбу Арнольд Петрович. – Однако я набрался».
– Ты, Арни, лучше неси все это сюда, – продолжала между тем охмурять его Танечка.
– А что, и принесу! – вскинулся Бабаняц.
И, теряя шлепанцы, ринулся домой. Стараясь громко не лязгать ключами, отпер дверь, прислушался. Из спальни доносилось глубокое, с прихрапываниями, дыхание Розы Витальевны. Арнольд Петрович покидал в полиэтиленовый пакет, что попалось в холодильнике под руку, опустил туда же коньяк, а еще прихватил с собой и бутылочку сухого вина – гулять, так гулять!