Внутренне противоречивой мне представляется вторая рамка – рамка той ситуации в стране, в которой мы сейчас находимся: по данному выше определению, мы должны быть также «вне ее». Вопрос: получается ли? держим ли и этот второй необходимый компонент рамки? Либо нас просто протаскивает через обстоятельства, и мы только это и осознаем? Как-то патетично получается, чего не хотелось бы. Складывается, тем не менее, впечатление некоторой потери в темпе. Трудно сказать, с чем это связано, феноменологически можно лишь констатировать по многим самым разнообразным фактам (приведу произвольно лишь два из них: наличие эффектно играющих команд, вообще отрицательно относящихся к методологическим «штудиям», и схоластическую вымученность некоторых компендиумов с попыткой «полно» изложить методологию как некоторую таким образом транслируемую систему) снижение – за некоторыми немногочисленными исключениями – уровня теоретико-методологических работ, прежде всего, в аспекте глубины и дальности их воздействия. Мне кажется, что ранее это имело место; мне также кажется, что в настоящее время, время наибольшей практичности, наиболее уместной может стать «спокойная», «непрямо» практическая теоретико-методологическая работа. Вполне возможно, что «выход» на сознание дает определенный шанс. Возможно. Или кажется, поскольку обосновать это с принудительной силой я не в состоянии.

О третьей рамке – культурно-исторической. Думается, что сейчас уже начался и начинает бурно нарастать второй фиксируемый в истории переворот в системе трансляции. Можно верить, можно не верить в закон отрицания отрицания, но глобальные процессы изменения в трансляции с помощью этой схемы могут быть описаны. Дописьменные формы передачи опыта и знаний строились на живой коммуникации. Появление письменности во многом ее трансформировало; возникновение и развитие современных технических средств знаменует введение специфических заместителей непосредственной коммуникации. Представляется, что трансляционные процессы далее будут строиться при помощи таких заместителей, т. е. опять приобретут преимущественно коммуникативную форму, снимающую – по закону отрицания отрицания – привычные нам формы, в каком-то смысле возвращающие уже на достигнутом техническом уровне «живую коммуникацию». На мой взгляд, если мы хотим заглянуть в будущее, простраивая идеальные объекты для завтрашнего дня, то не учитывать этого нельзя; по-иному, в частности, необходимо будет трактовать и соотношение мыследеятельности и сознания. Продвинутая компьютеризация, например, воздействует на индивидуальные сознания за счет возможности их подключения – и легкого подключения – по надобности к общему (общим) электронному «со-знанию», что не может не сказаться не только на их «наполнениях», но и на структурах и способах организации. Более того, думается, что мы находимся перед началом самых разнообразных (удачных и не очень) имитаций мыслительных (в узком смысле слова) и даже мыследеятельностных процессов. Ко всему этому необходимо отнестись. Если в шутку, то мне вспоминается трактат одного из первых наших кибернетиков, очень способного и одаренного воображением инженера А. Михневича. Весьма знаменателен финал текста: «Настанет время, когда последнего человека сдадут в музей Истории человечества»…

Выделение трех вышеуказанных рамок имело для меня две цели: обосновать, насколько я мог, необходимость самой постановки проблемы соотношения мыследеятельности и сознания, и как бы положить пути ее обсуждения. Важно, чтобы обе эти цели были; реализовываться другими они будут по-другому: иными будут рамки, иными их развороты, выживут же наиболее удачные.