Эти три оппозиции задавали ценностно существенные ориентиры. Я больше не буду оговариваться: все, что я говорю, отражает мое понимание.

– А если теперь перескочить через генерации, которые просачивались через семинар?

Н.Г.: Их было очень много. Но я должен сказать, что года на два выскочил, потому что интересовали другие вещи, приходил раз в полгода, мне люди эти были интересны, тогда начали появляться Розин, Генисаретский… Но семинарили они вечерами, а я работал, преподавал математику в «вечерке» Ленинградского района, пять лет отработал и даже похвалюсь, что дважды или трижды признавался лучшим учителем района. А еще новые друзья появились, интересные, богемные – из артистической сферы, я с ними много спорил… В шахматы играл…

С Георгием резких расхождений не было, хотя помню две встречи, после которых мне было неприятно. Как-то он мне сказал: «Вон, Вадим Розин развивается, а ты – стоишь!» А я думаю: «Ну и черт с ним, пусть развивается». Плохая, наверное, черта – честолюбия лишен… И еще случай был, его тоже надо вспомнить: в одном из заговоров я участвовал, не скрывал и ему про это сказал. При обсуждении его работы по Аристарху, «краевых процессов» и прочее я выступил на семинаре у, если не ошибаюсь, Петра Алексеевича Шеварева, пытался работу раздраконить. Сейчас понимаю, глупый был поступок.

– Но это был не личный, а содержательный конфликт?

Н.Г.: Понимаешь, это никогда не понятно, насколько он содержательный, все перепутывается, поскольку для содержательного, критического разбора необходимо личное отношение. По крайней мере, тогда мне так надо было, а сейчас, может быть, могу обойтись. А оказалось, что Георгий думал ту работу двигать на кандидатскую диссертацию. Если бы я это знал, ни за что бы не выступил. А может быть, это миф…

– Ладно, проскочим к играм. Почему участвовал или не участвовал в первых, почему на каком-то этапе включился? Я слышал, что «старая гвардия» не стала участвовать в играх, потому что кто-то якобы сказал: мне интересно было изучать мышление Канта, но не МарьИванны…

Н.Г.: У меня не было этого. Понимаешь, могу засветить тебе все точки, как я их помню. В первой игре я не участвовал, впервые пришел на обсуждение в Институт психологии, там обсуждалась И-3.

– Первые две прошли мимо?! При том, что И-2 длилась чуть ли не год?!

Н.Г.: Ну, не интересовала. Абсолютно! А когда пришел, стал спрашивать: что это такое? И никак не мог понять – не мог понять их заинтересованности, увлеченности. И домой пришел, все думал. Бросалась в глаза живость обсуждения. Ни слова не помню из него, кроме их увлеченности. Может быть, это моя характеристика, Георгий говорит: «Ты психологист», – но для меня существенно, как люди обсуждают… И все же потом вновь большой кусок пропустил, понимаешь, вел несколько методологических семинаров – помимо семинара по рефлексии, проблемы которой меня тогда очень интересовали, вел большой семинар во ВНИИТЭ, откуда потом многие работы вышли, Швырева в частности, Бориса Юдина, Мирского…

– Иными словами, живость обсуждения поразила, но в игру ты так и не вошел?

Н.Г.: Не вошел, хотя о них знал, иногда даже выступал на общих заседаниях. Знал, что такая действительность существует и что «деятели» появились. А первая игра, на которую я попал, была в МИНХиГП, в Москве, кажется, И-21, я Ладушку (Алексеева Лада Никитична, дочь – прим. ред. сборника) с собой брал. Эта игра произвела на меня очень сильное впечатление и в то же время оказалась для меня очень тормозной. Сразу два момента отмечаю, пост-рефлексивных. Георгию очень понравилась тогда моя рефлексия после игры. Он даже сказал: «Лично, Кит, ты меня обогнал!..» В чем я мог его обогнать? По какому-то вопросу – так я понял смысл. Я наглядно увидел, причем совершенно конкретно, что могу развить некоторые свои способности. До того я помнил 10–15 имен-отчеств, а за игру смог это число утроить! Я понял, что это возможно при определенном отношении к людям, когда человек этот становится для меня очень существенным. Затем добавляется небольшая техника, и тогда, буквально на автомате, захватывается… Меня этот факт просто поразил, потому что был очень принципиальным: в ходе игры я могу с собой нечто сделать! Или со мной может нечто сделаться! Я оба эти момента учитывал уже тогда. Поразительно – за короткий момент я могу себя переделать или меня переделает, я переделаюсь. Оба залога здесь есть.