– Барину видней, – усмехнулся завхоз и обратился к водителю, – трогай, Коля!

Действительно дорога, которой решил избач дальше добираться домой, километра на три так окажется ближе и это «плюс». А «минусом» было то, что идти нужно было не по дороге, а выйдя за село направиться на восток, в сторону хуторка километра три, а за ним вдоль левого крутого косогора, очертившего русло речки Каменки, где в летнее время, конечно, была накатанная телегами дорога, идти на северо-восток ещё километра четыре.

Въехав в село и свернув в сторону складов, грузовик остановился.

– У тебя молодайки нет тут у нас, заночевал бы, а утром…

– Нет, нету, не успел найти, да и молод ещё. «Хомут» на шею всегда успею одеть. Жениться – не напасть, лишь бы женатым не пропасть.

– Так я же не жениться тебе предлагаю, а… поджениться. Как раньше были постоялые дворы. Глядишь, ещё когда пригодилось бы.

Иван ухмыльнулся:

– Не, спасибо! Не засватать ли вы меня хотите? Небось, дочка на выдане?! – не без иронии, даже не ожидая от себя такой смелости, прямо спросил у доброжелателя.

– Смышлёный малый! Верно, и у меня пара девок имеется, но это справедливости ради, не навязываясь. Доброй дороги, избач!

– Спасибо! Надеюсь…

Ноги, согнутые в коленях, при сидении в кузове затекли и какое-то время нужно было их разминать, расходиться, чтобы набрать нужный, с учётом дорожной ситуации, а лучше сказать, в условиях бездорожья, темп. За спиной постепенно растворялись в сгущающихся сумерках тусклые огоньки в окнах селян. Справа, выше зенита, прячась за рванные облака, заметив одинокого путника, ухмылялась бледная Луна в растущей фазе и затем, «застенчиво» пряталась за облаками, как за вуалью скромная девушка.

Ориентиром, кроме небесной скромницы для запоздалого путника была сначала балка, поросшая камышами, по левую руку, с уклоном изначально с востока на запад, где, если откидать внушительный слой декабрьского снега, можно было добраться до ручья, несущего воды в сторону селения, от которого удалялся путник. Затем, за переломом рельефа, овраг в обратном направлении начинал разрезать земную плоть, всё больше углубляясь и расширяя себе русло, во время таянья снега или, неся мощные дождевые потоки, пока ему не преградила путь плотина – творение рук человеческих. Рядом располагаются летние лагеря для крупнорогатого скота. И отсюда, если бы не темень непролазная, то открывался бы прекрасный вид вдоль долины речки Каменки направо, на юго-запад, в сторону Милости-Куракина, село, получившее в годы Советской власти другое название – Политотдельское. Налево, на северо-восток, куда и лежало направлении вынужденной ночной прогулки Прасола, где-то там, за косогором и резким изменением рельефа и располагалось его село.

Хоть ещё нужно было топать и топать, здесь размещались земли колхоза «Освобожденный труд» Петровского сельсовета, а чуть дальше и колхоза «Труд» Камышевского сельсовета, под началом этого сельсовета и работал Иван в избе-читальне. Но эти границы, тем более сейчас, в темноте и на просторах, сплошь занесённых снегами и не для агронома или председателя колхоза, а для избача, проживающего в одном из них и не имеющего прямого отношения к колхозу, хоть и успел в нём поработать, были чисто условны. Иван вглядывался в разыгравшуюся вьюгу, которая дула прямо в лицо, от чего слезились глаза и старался разглядеть косогор Турской горы, за которой и распласталось в долине родное село.

Уже никто, даже сторожили не могли сказать, почему гора именно так назывались. Туры, дикие быки, давно уже вымерли, но не иначе, что название имело отношение к этим крупных и сильным животным. Возможно, гору назвали из-за конфигурации или крутизны. Как быто ни было, гора была излюбленным место катания на санях детворы. А сейчас для Ивана было главным дойти до неё и считай, что он дома.