За очередным рекламным щитом мелькнула кишащая людьми рыночная площадь.

– Остановите машину! – вскрикнул Андре. – Остановите, приехали.

– Но… синьор, адрес был др…

– Вот, возьмите это, – он дал таксисту денег за ожидание и вышел из машины. – Ждите меня здесь. Я скоро вернусь.

Морено не успел ничего ответить. Выскочив из машины, его клиент поспешил сквозь многолюдный поток туристов, нахлынувших пчелиным роем на дешевые антикварные лавки. Всюду слышались голоса французов и немцев, которые демонстративно говорили на своих языках, пренебрегая привычным для иностранцев английским. Андре взглянул на часы. Стрелка наползла на самую верхнюю точку циферблата. В кармане зазвонил телефон. Он с неохотой вынул его и посмотрел на экран. Контакт, когда-то записанный, как «Эмилиа Сартори», а спустя два года, «Эмми», ныне превратился в три пока еще не канувшие в Лету буквы «Эм. С.», от которых веяло холодом. Дай волю своим чувствам, он мог бы бросить телефон в приоткрытое окно и забыть о нем, или, скорее, о ней, но… это было недосягаемо, сверх всего, на что он был тогда способен. Он сбросил звонок, но не телефон. В телефоне все жила слепая надежда.

Солнце начинало сильно припекать. Чувствовалось, как во вспотевшей ладони намокает газетный лист. Он остановился и оглянулся. Рядом со статуей плачущего ангела, крылья которого тяжело висели и, будто даже готовы были обвалиться с плеч, дрожащим голосом пел старик. Его плач разносился по площади и утопал в толпе поглощенных заботами людей. Никому не было до него дела.

Некоторые слова профессор Филлини уже где-то слышал…

«Скорбные элегии!» – вспомнил он, – «Не полагай, что, придя чужестранцем в город великий, будешь в народной толпе ты никому не знаком…» – звучало из уст старика.

Он был похож на бездомного, и, скорее всего, таковым и являлся. На нем были выбеленные от долгих лет штаны и тоненькая маечка, которая почти не в силах была скрывать его наготу.

Андре слишком спешил. Ему некогда было слушать этот одновременно прекрасный и чудовищный вопль плачущей души старика, который лился, затмевая одинокой болью жаркий суматошный день. На эмоции не было времени. Он вновь взглянул на часы. 12.05. Песня закончилась очень кстати. Он сунул руку в карман, достал бумажник и, даже не сосчитав, вложил внутрь своего пиджака несколько купюр. Старик сразу обратил на него внимание. Он с надеждой заглянул в узкие темные глаза, полные нежности и сочувствия. Андре подошел к старику, снял с себя пиджак и накинул его на плечи бездомного.

– Возьмите. Это хороший пиджак. Совсем новый. И еще… загляните в карман, может, что-то найдете.

Пиджак свалился с плеч старика. Он продолжал смотреть вслед незнакомца, даже когда тот исчез за домами, долго сидел, глядя на пиджак, затем поднял его, похлопал по карманам и, достав их содержимое, оцепенел. Старик сунул все обратно в карман, встал и тяжело поплелся сквозь ряды чужестранцев.

Пройдя через узкий двор, заросший плющом, Филлини вышел к дому Эцио Мартино. Сердце стало биться чаще, чем обычно и как-то не в такт…. Он подошел к двери, секунду подождал, собравшись с духом, и постучал. Спустя время он постучал снова, но никто так и не отворил. Приложив ухо к двери, но так ничего и не услышав, ему пришлось вернуться. Он шел той же дорогой и скоро оказался на рыночной площади, однако площадь уже была почти пуста. Под статуей ангела тоже никого не было.

– Куда все подевались? – спросил Андре одного из торговцев, который побоялся оставить товар и уйти со всеми.

– Там мужчина бросился вниз. Все так и хотят поглазеть. С ума сошли! – говорил темпераментный торговец, быстро собирая лавку. – Средь бела дня… где такое видано. И не нашел ведь другого места. Выбрал самое людное.