Мама – преподаватель музыки, «творческий человек», как любил говаривать дедушка, многозначительно поднимая вверх указательный палец, и такие монологи для Ани – не новость, она их уже столько наслушалась и насмотрелась – на две жизни хватит. Просто, с уходом папы они стали все более частыми и надрывными, иногда вспыхивая буквально на пустом месте, доводя маму и всех присутствующих до нервного истощения. И сейчас она невольно чувствовала себя самым настоящим палачом, и сердце наполнялось тоской, разрывалось от раскаяния. Дернул ее черт!

Ладно, проехали! Кончено! Она взяла Тоньку под руку, сделала шаг в сторону…

– Подождите! – от волнения акцент Стефана стал заметнее. – Я понимаю, вы, кажется, не хотите звать милицию. Может быть, вы и правы. Но я чем-то могу вам помочь? – в его голосе слышалась просительность, приправленная, впрочем, недвусмысленно-практическими нотками, и девочки нерешительно остановились (что он хочет-то? может, показалось?).

Впрочем, нерешительность тут же улетучилась, они саркастически переглянулись, прочитав в глазах друг дружки одну и ту же мысль. Ну, конечно! вернет им кто-нибудь настроение, надежды, деньги! И впереди – неминуемая расплата, раскаяние, терзания, угрызения. Эх!

Видимо, Стефан понял их без слов (даром, что иностранец) и повторил свое предложение:

– Но я могу чем-то быть полезен? – практичность и просительность в его голосе уравновесили друг друга. – Могу я пригласить вас куда-нибудь?

Аня почувствовала острое разочарование, обиду; в глазах Тоньки мелькнула презрительная злость, – привычки доминирования стремительно возвращались к ней.

– Куда-нибудь – это куда? Нам, синьор, или как вас там, приключений не надо, сами можем кому хочешь приключения устроить! – она решительно вздернула рюкзачок, скомандовала Ане: – Пойдем домой, нас родители ждут!

Лоб Стефана покрылся испариной.

– Нет! – он с трудом подбирал слова. – Вы не так меня поняли! Я хотел бы пригласить вас в кафе. (Тонькина злость медленно таяла, как по ступеням, стекая в настороженность, любопытство, мечтательность). Мы могли бы там отдохнуть, поговорить… Понимаете, я приезжий, я ничего здесь не знаю…

Обида вдруг сменилась растерянностью, надеждой: их приглашают в кафе? В кафе, а не на какую-нибудь скамейку, где они обычно цедили вульгарный джин-тоник, закусывая его орешками из пакетика, и где все время приходилось торопиться и оглядываться – не идет ли кто-нибудь? В кафе, где они смогут, как взрослые, сделать заказ, важно водя пальцем по строчкам меню, и официант будет терпеливо ждать, угодливо склонившись, ловя каждое слово? В кафе, где витает дух беспечности и роскоши, той самой таинственной и вожделенной «дольче вита», где каждое произнесенное слово, каждый жест приобретают глубину и многозначительность, и где никто не посмеет назвать их презрительным словом «малолетка»?..

Куда-то подевались, исчезли все сомнения, тревоги, Аня умоляюще взглянула на подругу. Мечтательность в Тонькиных глазах подернулась рябью, сменилась холодной расчетливостью.

– А что взамен? – ее взгляд снова стал жестким, цепким; Аня почувствовала, как натянулась, вот-вот лопнет невидимая струна (нет! не надо, пожалуйста!).

Будто сдаваясь в плен, Стефан поднял вверх руки.

– Ваше общество, – он улыбнулся любезно, немного смущенно; напряженность исчезла с его лица. — Уверяю вас, только ваше общество. Так я могу надеяться?

Тоненько пискнув, струна провисла; в который раз за сегодняшний день переглянувшись, прочитав мысли друг дружки, подружки, не сговариваясь, кивнули.

Они выбрали место в глубине открытого кафе, совсем еще по-летнему пестрящего разноцветьем зонтов, уселись за столик. Тонька подозрительно косилась на Стефана, то и дело апеллируя к подружке тревожно-потешными гримасками, но Аня делала вид, что не замечает ничего. Приступ малодушия иссяк, странное, непривычное чувство, какое-то нервное, тревожное ожидание, появившееся еще утром, вначале робкое и несмелое, принятое сперва за банальное предвкушение запретных удовольствий, сейчас разрослось, завладело ею целиком. Все обязательно закончится хорошо! Самым что ни на есть Голливудским хэппи-эндом! Она попыталась было покопаться в себе – с чего бы это вдруг такая уверенность? попыталась и ровным счетом ничего не отыскала, – один лишь простор, теплая, солнечная, залихватская беспечность. Угрюмое лицо Тоньки казалось неуместным, вызывало смех и жалость одновременно. Когда по дороге сюда, схватив ее за руку, и прижавшись к ней всем телом, та жарко верещала ей в ухо: «Анька, это маньяк! Клянусь тебе, я знаю! И не иностранец он никакой, прикидывается только, чтобы в доверие войти! Это он сейчас такой хороший, а чуть освоится – сразу за речку пригласит, посмотришь!», она лишь улыбалась, отводила глаза. Что-то должно произойти, что-то хорошее, доброе, светлое! Обязательно должно!