Назад возвращались на перекладных, электричками. Украинская военная казна за пару лет «нэзалэжности», настолько оскудела, что не на что было перевозить собственных защитников. Это был кошмар. Почти сотню вчерашних пэтэушников, маменькиных сынков и хулиганов нужно было беспрерывно пересаживать с поезда на поезд. Стращаниями, уговорами и обещаниями тянули толпу к месту службы.

Запомнилась ночь, проведенная на станции Козятин. Зазор между электричками был в целую ночь. Держать в повиновении еще совершенно необузданную массу в гражданской одежде, нам трем было совершенно не под силу. Идем к коменданту вокзала. Сорокасемилетний, худой и бледный капитан удивил меня тем, что с порога заявил, мол, я по – русски не понимаю, говорите на украинском. А ведь это еще только осень 92 года.

Серега, мой напарник, родом из Жданова (Мариуполя), тот вообще ни слова на украинском. Пришлось мне, ворочая нижнюю челюсть вручную, переводить разговор между ними. И вышли из положения. Нам предложили провести ночь на продовольственной базе длительного хранения, которая находилась в пару сотен метров от вокзала, за железнодорожными путями. В каком – то классе для политинформаций, на полу и голых столах скоротали мы ту холодную ночь. Там же на вокзале, я последний раз расплатился за булочку с чаем советским рублем с копейками. Наступил период купонов.

Худо-бедно добрались в дивизию без потерь и происшествий. До конца своей службы больше мне в подобные командировки ездить не приходилось.

В девятнадцать тридцать выхожу с территории медпункта, домой собрался.

– Кирилыч, а ты куда? – спрашивает меня старший лейтенант Игорь Накапкин, вынырнувший из-за угла.

– Да домой.

– Так ведь сегодня Лисовой проставляется, приглашал всех офицеров. Он вливается в батальон.

– А я здесь при чем?

– Так мне компанию составишь.

– Ты знаешь, всего Болградского кабэрне еще никто не выпил и не перепьет. Тем более, что он на меня обижен.

– Это почему же?

Рассказал кратко историю, как изгонял его из медпунта.

– И это всего лишь? Да ладно, он нормальный мужик, там и примиритесь.

– Вот пристал, но считай, что уговорил, красноречивый. И только потому, что враги мне действительно ни к чему.

Приходим в один из небольших залов новой солдатской столовой. Ее не смотря ни на что, наконец- то, запустили в эксплуатацию. Смотрю, там народу и присесть – то уже негде. Майор Лисовой, восседавший во главе стола, метнул удивленную молнию в мою сторону, но сдержался. Мы поздоровались, народ подвинулся, присели. Ничего особенного, обычное пьянство без ограничения. Минут через сорок я тихонько сбежал.

Вот и очередная моя зима в Бессарабии наступила. Здесь она тоже, в отличии от Ферганы, бывает достаточно холодной и мерзопакостной. Прохожу мимо большого плаца, иду в медпункт. На нем производится учебно – тренировочная швартовка техники. Кроме мороза под двадцать, еще и пронизывающий северный ветер с колючим снегом. В такую погоду, как говорится, хороший хозяин собаку, сами знаете что. А тут солдаты с офицерами- вэдээсниками трудятся в поте лица. И кому теперь в этом непонятном СНГ, эта швартовка нужна? Но все занятия, как и в добрые прежние времена проводятся по графику. Независимо от сезона и температуры окружающей среды.

От одной из платформ, на которой стоит зашвартованный Газ-66, мне машет рукой, капитан Вадим Т. Бывший сосед по первой квартире.

– Володя, у тебя чего – нибудь найдется для сугреву? – умоляющим и охрипшим голосом полушепотом произносит он фразу. И щелкает себя пальцами по кадыку.

– Найдется, пошли, сжалился я над бедолагой.