32, грубый, безо всяких удобств, вечно они покрыты грязью, но по существу они неплохие люди и совсем незлобные, но во всей чистоте сохраняют гуннские нравы. И некогда даже имя у славян и антов было одно и то же. В древности оба эти племени называли спорами („рассеянными“), думаю, потому, что они жили, занимая страну „спораден“, „рассеянно“, отдельными поселками. Поэтому-то им и земли приходится занимать много. Они живут на большой части берега Истра33, по ту сторону реки. Считаю достаточным сказанное об этом народе»34

Он откладывал одну книгу в сторону и, поразмыслив, брался за следующую, вместе с первой, поднесенной к нему монахом. Это был «Стратегикон» – труд императора Маврикия, сочинённый позже записок Прокопия Кесарийского. Патриарх выборочно пробегал взглядом по строкам:

«Славяне и анты сходны по образу жизни любви к свободе; их никоим образом нельзя склонить к рабству или подчинению тем паче в своей стране. Они многочисленны, выносливы, легко переносят жар, холод, дождь, наготу… Пленных своих они у себя вечно не держат в рабстве, как прочие племена, а лишь только время определенное… Каждый вооружен двумя небольшими копьями, некоторые имеют также щиты, прочные, но трудно переносимые (с места на место). Они пользуются также деревянными луками и небольшими стрелами, намоченными особым для стрел ядом… Скромность их женщин превышает всякую человеческую природу, так что большинство их считают смерть своего мужа своею смертью и добровольно удушают себя, не считая пребывание во вдовстве за жизнь… Если среди них много предводителей и нет между ними согласия, неглупо некоторых из них привлечь на свою сторону речами или подарками… Как только он (гипостратег) подойдет к первому поселку, он должен отделить от своего войска один или два отряда („банды“), так чтобы одни могли грабить, а другие охранять грабящих…»35

Вспоминая прочитанное, ему внезапно пришла в голову мысль, что если удастся спасти себя и царствие, и все на этот раз обойдется, непременно нужно будет переманить славян под свою руку.

Городские жители: казначеи, привратники, портные, садовники, повара – притихли в домах своих хозяев и были готовы при первой возможности разбежаться, а торговцы захлопнули свои лавки. Гончары, сапожники, свечники и прочие мелкие ремесленники империи затворились в мастерских. Даже стражники, часто наведывавшиеся в заведения мелких собственников, чтобы поживиться чем бы то ни было, и, видимо, именно поэтому, считавшие себя оплотом справедливости, перестали бродить по улицам, а были заняты захоронением своих сбережений и объяты общим страхом. Участь сия не минула и сильных мира Византии: аристократов, землевладельцев, чиновников и богачей.

Со стороны бухты крепостные стены были не такими высокими, как везде. Под ними прохаживались рослые, большей частью светловолосые воины с открытыми лицами. Греческие лучники, боясь разозлить незваных гостей, придерживали стрелы в колчанах. Впрочем, в руках у славян были щиты. Они могли легко укрыться за ними и быстрее, чем ожидалось, пойти на штурм. Многие русы, в отличие от тех, что описывались в записках, были одеты в хитоны36 и вооружены мечами, а на некоторых были даже металлические доспехи.

«Видно, так скоро время меняет многое», – про себя думал Фотий.

Казалось, совсем недавно суда империи с войском высадились у Корсуни и привели под свою руку города славян в Таврии37, основательно перед этим их разграбив. Но вот пришел и неожиданный ответ оттуда. Осада продлилась около месяца. Высланное императором войско было предупредительно встречено другой частью русов и спешно ретировалось. Стратиг Петрон напасть не решился. Отойдя на безопасное для себя расстояние, он послал к императору гонца за новым подкреплением. Князь русов, не желая тратить силы и время, а главное, жизни своих воинов, посчитав наказание для греков достаточным, посадил соплеменников в ладьи и отплыл к родным берегам…