– Холопье отродье! – выбранился князь Долгоруков. – Для них всё одно – что государевы палаты, что скотный двор.

Главе Стрелецкого приказа было из-за чего сердиться: за время последнего приступа болезни царя не только сам князь Юрий Алексеевич, но и заменявший его на службе сын, князь Михаил Юрьевич, привыкли к спокойной жизни. Теперь от них обоих потребовали деятельности, а они предпочитали заниматься своими обязанностями не слишком ретиво – без ущерба собственному здоровью. Отлынивать от службы возможности не было: добрый и незлобивый государь умел проявлять требовательность и всегда держал своё слово, кому бы его не давал, не страдая забывчивостью, свойственной многим власть имущим. Надеяться на скорую смерть царя тоже не стоило: четыре года назад Федор Алексеевич едва не испустил дух, но вдруг в одночасье выздоровел и развил бурную деятельность.

Князья Долгоруковы принялись за выполнение царского повеления и за один день полностью доказал вину Семёна Грибоедова. Государь Фёдор Алексеевич, узнав о результатах расследования, продиктовал следующий указ:

«Семёна Грибоедова сослать в Тотьму, и вотчины отнять, и из полковников отставить».

Однако это повеление осталось на бумаге, потому что 27 апреля царь скончался. Семёна Грибоедова отпустили из-под ареста, оставив в прежнем чине. Он, впрочем, как и другие полковники, вдруг резко изменил своё отношение к простым стрельцам. Теперь стрелецкие начальники уже не мучили своих подчинённых поборами и тяготами, а принялись обвинять во всех грехах бояр-мздоимцев. По стрелецким слободам поползли слухи, что изменники-царедворцы отравили доброго государя Фёдора Алексеевича, а теперь хотят лишить жизни и его брата, царевича Ивана Алексеевича, чтобы возвести на престол сына царя Алексея Михайловича от второго брака, малолетнего царевича Петра, за которого станут править родственники его матери – ненавистные народу Нарышкины. Но больше всего служивых взбудоражило известие о возвращении из ссылки когда-то всесильного боярина Артамона Сергеевича Матвеева, о котором у них были самые неприятные воспоминания.

Надвигались грозные события.

Царевны Татьяна Михайловна и Софья Алексеевна находились возле государя до самого его смертного часа. Когда стало понятно, что Фёдор испустил дух, его сестра горько разрыдалась. Этот плач подхватила тётка усопшего царя, в соседнем покое тут же заголосили остальные царевны и завыла юная вдова, царица Марфа Апраксина. Немного погодя уже по всем царским палатам слышались громкие причитания женщин.

Очень скоро на Софью навалилась тяжёлая усталость – следствие множества бессонных ночей у постели больного брата. Сенные девки отвели лишившуюся сил царевну в опочивальню, где она упала на постель и сразу же забылась глубоким сном.

Утром Софья обнаружила, что челядинки сняли с неё только головной убор и обувь, но оставили на ней летник5, чулки и даже бугай6, боясь, по всей очевидности, потревожить спящую. Царевна села на постель и посмотрела так, словно не узнавала знакомую с детства опочивальню с украшенными весёлой разноцветной резьбой деревянными стенами. Придя, наконец, в себя, Софья кликнула сенных девок.

В соседней с опочивальней горенке она устроилась перед зеркалом в изогнутой золочёной раме с искусным орнаментом. Две челядинки начали приводить царевну в порядок. Обычно она внимательно следила над тем, что с нею делают девки (они могли и брови криво насурьмить, и румянец плохо наложить), но сегодня собственная внешность её совсем не занимала.

Царевна принялась размышлять о брате Иване, которому по закону теперь доставались скипетр и держава, и о котором родственники царицы Натальи Кирилловны, Нарышкины, распускали слухи, что, де, он, имея многочисленные телесные недуги, ещё и «скорбен головкой»: то есть, идиот. Это утверждение было ложью: царевич Иван имел достаточно ума, чтобы читать сочинения Платона, Аристотеля, Блаженного Августина и прочих философов, помнить наизусть произведения Вергилия, Горация, Овидия и Петрарки, знать множество житий святых. Однако, ориентируясь без труда в дебрях философии поэзии и богословия, он был совершенно беспомощен в государственных делах.