– Ты такими обвинениями не кидайся, упырь неотёсанный, – напряжённо сказала она. – Думаешь, можешь приехать сюда и безнаказанно невинных людей обвинять в колдовстве? Да ты…

– Невинные люди по ночам зимой не бродят. А честные – через заборы не перелезают, – со смешком отозвался воин, и в сером взгляде сверкнула сталь. – Я чувствую твою силу, девочка.

Он вдруг грубо развернул её и дёрнул на себя, так, что спиной она упёрлась ему в грудь. Веселина забилась в его руках, как пташка, пойманная в клетку, и не знала, что хуже, – кричать или же молчать. Волхв без стеснения откинул её тяжёлые от снега волосы и отодвинул край шубы, обнажая заднюю часть шеи.

– Будешь дергаться – цепью свяжу.

Лина испуганно замерла от угрозы в голосе и вздрогнула, когда ледяные пальцы юноши скользнули по её шее. Мурашки тут же пробежались по её телу, как потревоженные цыплята. И не ясно, было ли то от ужаса или же от странно-знакомого чувства, из-за которого сердце вновь отчаянно забилось в груди. Она не успела осознать происходящее до конца, когда крепкие мужские руки разжались – и ей позволили выскользнуть на волю.

Волхв выглядел несколько растерянным и, окинув её непонимающим взглядом, тихо проронил:

– Так ты не из «Велесова братства».

Веселина взбешенно сжала зубы и, зачерпнув горсть снега, совершенно бесстрашно бросила ему в лицо. В ответ же получила искреннее удивление в серых глазах. Вот, значит, что он искал на её шее! Какими бы дремучими не были жители Берёзовки, но о зверствах последователей «Велесова братства» слухи доходили даже до них. Чего только они не творили – целые города истребляли, сёла потехи ради сжигали, монстров плодили. И у каждого из них были метки на загривке в виде четырёх змеиных голов. В простонародье символ звали Змеевиком, и из-за деяний Змееголовых за ним, к сожалению, закрепилась дурная и пугающая слава.

– Не смей меня к этим извергам причислять, – зашипела Лина и холодно добавила: – А ежели волхву княжескому так интересно, куда я на ночь путь держала, то скажу, так и быть. На капище богини Макошь сходить хотела. Или нынче и это запрещено?

Незнакомец отвёл взгляд, скрывая мелькнувшую в нём вину. По всей видимости, её разозлённый вид застал его врасплох. Но он тут же, одумавшись, приосанился и, сложив руки на груди, с подозрением поинтересовался:

– Так значит, своё происхождение ты больше не отрицаешь. А до этого чего ерепенилась?

– Не отрицаю, потому что моё происхождение объяснить сложнее, чем осознать, – отозвалась Веселина, глядя на него исподлобья. – Я не волхва. И не человек. Никто из них.

Воин замер и окинул её внимательным серым взглядом, в котором читалось неверие. Он наклонился к ней так, чтобы лица оказались на одном уровне, и усмехнулся.

– Врёшь, – сказал волхв. – Полукровки не рождались со времён смерти Радовида. Ни один человек не захотел бы связать свою судьбу с волхвом.

– За себя говори, а других не приплетай, – ощерилась Лина и вдруг добавила, непонятно зачем: – Я видения вижу. Не знаю, простые ли это сны или же что-то большее. Но от них голова болит, а легче становится только на капище. Потому туда и шла.

Веселина не понимала, почему вдруг решилась открыться этому незнакомцу. Может быть, она впервые в жизни нашла того, кто мог бы понять одну половину её противоречивой натуры, а может быть, что-то в глубине души просто отчаянно тянулось к нему. От него веяло силой, которая способна ломать чужие шеи и крошить кости, и это внушало лёгкий страх. Но ещё – интерес. К тому же, сейчас она была в невыгодном положении, а потому утаивать от него правду – глупое решение.