– Однако, дам вам в подмогу человека. Дело тут сурьёзное, государственного рангу. Ты, что ли будешь командовать погоней, Вань?
– Угу. —мотнул большой головой старшой извозных.
– Вот и ладно. За тебя хорошо отзываются горожане – мол, есть у мещанина Ивана бойцовский дух; не зря он верховодит в артели извозных.
– Стараюсь, -старший караванщик теребил свою окладистую бороду.– Утром выступаем, с Божьей помощью. Сейчас заканчиваем вечерять, спать будем. Отдохнуть нужно…
Напоследок беззубый сообщил: дескать анадырские казаки отомстили враждебным чукчам за поражение Афанасия Шестакова, разорив несколько их стойбищ и вызволив из полона более сорока человек побитого отряда (правда, то были в основном служившие русским туземцы). Так же поведал собеседникам казак о том, что сожжена пенжинскими коряками новая русская крепостица на реке Яме, где сложили буйные головушки около двух десятков служилых.
– Ох, беды наши, беды! —запричитал Фалалей.
– Да! Такие дела, -казак прикусил тёмный ус.– Однако, мы со всеми недругами посчитаемся. Ой, посчитаемся (дайте только срок)! А ты, Никифор, завтра с Иваном на хунхузов идёшь.
– Как скажешь. —спокойно откликнулся названный служилый.
______________________________________
*Среди коренных жителей Крайнего Северо-Востока действительно были мастера владения мечом (искусные фехтовальщики). Стальные мечи аборигенов с большими кольцами на рукоятках изготавливали кузнецы «цивилизованных» народов (китайцы, корейцы и прочие). Попадали они к туземцам в обмен на их меха.
– 2-
Цепочка всадников в размеренном темпе двигалась по лесу. Охдир и два его ученика возглавляли колонну: следопыты-разведчики. Собственно, читать следы, оставленные хунхузами, не доставляло большого труда. Пираты держали курс на бухту Монгодан* в местность Дзялбу («Больше идти им некуда!»), видно там их ожидает корабль. Так северный воин и объяснил Ивану.
Продвигаться по узкой таёжной тропе на лошадях дело мудрёное – особенно не разгонишься. Иногда всадникам приходилось спешиваться, вести коняг в поводу. И всё же в том, что они настигнут татей ламутский богатырь не сомневался. «До бухты Монгодан четыре дни пешего пути.»
Лес был полон звуков. Откуда-то издалека слышался крик ястреба, шелестели ветви, пружиня под лапками неугомонных белок, из кустов донесся топоток ушкана**. Однажды тропу перебежал шустрый бурундучок.
Охдир периодически прикладывался к горлышку фляги – алкоголь давал забвение; прошлое вспоминать не хочется. НЕ ХОЧЕТСЯ… А война привычная работа. «Завтра нагоним хунхузов.» Который год скверно на душе ламутского богатыря – просвета нет. После того как вымер от оспы весь его клан, подался Охдир в город урусов Якутск. Несколько лет служил в центральном кабаке вышибалой и телохранителем хозяина заведения. Там и пристрастился туземец тушить печаль-тоску хмельным. Потом Охдир встретил Ивана; тот стал уговаривать вступить в его артель погонщиков вьючных лошадей. В конечном итоге северный супер боец дал согласие, так (после раздумий) ему показалось будет лучше; опять же больше опасности для совершенно не ценимой им своей жизни – разбойные, разбушевавшиеся стихии, дикие звери и вольные просторы родного Крайнего Северо-Востока. «А город – это множество чужих людей, грязь на улицах, отвратительные тяжёлые запахи. К тому же, стенами деревянными Якутск огорожен…» Охдир сделал ещё один внушительный глоток алкоголя – то плата за помощь Ивану. Деньги бывшему вождю не нужны; «пьяная вода», вот его вознаграждение. «Жить вовсе не хочется! Весь клан (жёны, дети, родители, друзья) – все ушли в страну предков… Один я на свете – словно осенний лист на студеным ветру…» Воин вновь приложился к горлышку фляги.